– Я была занята, - говорю я ей.

Мама входит и обхватывает меня руками, роняя сумку, когда обнимает меня.

– Я слышала. Поэтому я и приехала к тебе.
– Она обнимает меня еще крепче, после чего отпускает и отстраняется.
– Я вижу, вы обе все еще ввязываетесь в неприятности, - говорит она, глядя на Симону, которая не поднимается с пола.

– Простите, миссис Лавендер.

Я помогаю Симоне подняться, пока мама идет на кухню и открывает другую коробку с пиццей, достает кусок и быстро его съедает.

– Какие планы?
– Ее взгляд падает на меня.
– Кайлер позвонил мне.

Я стону.

Как мужчина может быть таким отстраненным в отношениях, а после их окончания быть доступным как никогда? Это буквально не имеет смысла. Я ищу помощи у Симоны, но она идет в гостиную и включает телевизор, полностью игнорируя меня. Типично, когда становится трудно…

Когда я оборачиваюсь, у мамы во рту половина брауни.

О черт…

– Ты не должна это есть, - предупреждаю я.

– Почему? Оно потрясающее. Умничка. Ты должна дать мне рецепт.

Симона начинает сильно смеяться, падая на диван, пока мы не перестаем ее видеть, но все еще слышим.

– Не ты его испекла?
– спрашивает моя мама, кивая в ту сторону, где Симона валяется от смеха.

– Мам, в них марихуана.
– Я вижу, как на лице моей матери отражается ужас. Она расширяет глаза, выкидывает брауни и смотрит на него, а затем тянется за ближайшей выпивкой, которая, так уж вышло, оказывается моим вином, и выпивает ее до дна.

– Ты позволила мне его съесть, - обвиняет она.

– Технически, ты не спрашивала. Ты просто съела его.
– Я пожимаю плечами.
– Я съела один, и я все еще жива.
– Я сажусь обратно на пол и вновь ложусь.
– Я чувствую себя немного уставшей, как будто проваливаюсь сквозь пол. Это все, что я чувствую.

Симона продолжает смеяться.

Моя мама ахает, как будто ее накрывает осознанием.

– Это делает меня наркошей? Я никогда не принимала наркотики. О боже, что если я стану зависимой?

Симона теряет самообладание. Она бьется в истерике.

– Я уверена, что не станешь, - говорю я ей, в то время как Симона кричит, все еще находясь в истерике.
– Наркотики - это плохо, детишки, вы становитесь зависимыми.

Эти слова моя мама говорила нам в детстве.

– Симона, - кричит мама. Держа в руках бутылку вина, она ложится рядом со мной.
– Пол приятный и холодный.

– Да, - соглашаюсь я.

– И моя дочь разводится, - говорит мама.

– Да, - шепчу я.

– Ты счастлива?

– Прямо сейчас да, - кричит Симона.

Я смеюсь над ней и поворачиваюсь лицом к маме.

– У меня был лучший секс в моей жизни с человеком, который не является моим мужем, - говорю я ей. Удивительно, насколько свободомыслящим ты становишься с матерью, когда нет фильтра, который мешал бы тебе говорить.

Она лежит с минуту, прежде чем наконец говорит:

– Здорово, дорогая.

– Да. Правда. Жаль, что он убийца.

– Что, дорогая?

– И он владеет сегс-клубами.

– Ака, секс-клубы для тех, кто не сквернословит, - кричит Симона.

– Я знаю, что она имела в виду, - кричит ей в ответ моя мама, и Симона вновь начинает смеяться.
– Он тебе нравится?
– спрашивает она меня.

– И это все, что ты можешь сказать?
– Я шокирована тем, что она так мало встревожилась.

– Ну, у тебя были несчастливые отношения, и я хочу, чтобы теперь ты была счастлива. Не смотря ни на что. Но желательно без наркотиков, пожалуйста.

– Я не принимаю наркотики.
– И тут я вздрагиваю, когда понимаю, что она говорит о брауни.
– Это все из-за Симоны… - Я улыбаюсь.
– Она плохо на меня влияет. К тому же она спит с Харви, так что, возможно, у тебя все-таки будут внуки.

– Черта с два, - кричит Симона.

На что мама отвечает:

– В ближайшие два года, пожалуйста, пока я еще могу помогать нянчиться и пока я не начала путешествовать.

– У меня не будет детей, - отвечает Симона.

– Конечно, нет.
– Я улыбаюсь, когда в дверь вновь стучат.

– Боже, эта дверь когда-нибудь заткнется?
– ворчит Симона, вставая с дивана, чтобы ответить на непрекращающийся шум.

Когда она открывает дверь, я поднимаю голову.