Шрифт:
Бывает.
Наконец за воротами послышались шаги, и рядом с длинноусым стражником возник весьма удивленный начальник караула.
– Велено провести во дворец, - сообщил он Дроне.
– Вставай, пошли.
И ворота распахнулись перед сыном Жаворонка.
Они прошли через обширный парк, мимо мраморных фонтанов, выполненных в виде кумбхандов-коро-тышей и крылатых гандхарвов, мимо заплетенных плющом ажурных беседок, пышных клумб, купален и водяных башен, мимо стаек длиннохвостых павлинов и поднялись по парадным ступеням центрального здания.
Ступени были не мраморные, как ожидал Дрона, а из редкого розового гранита с золотистыми прожилками.
Все правильно. Утонченность и мощь. Красота и грозное величие. И никакой нарочитой пышности, царившей за стенами дворца.
Все-таки у прежних правителей был хороший вкус!
Миновав длинный коридор, стены и потолок которого были облицованы полированной яшмой, они остановились перед массивными дверьми из дерева шала.
– Доложите: Дрона, сын Жаворонка, по приказу раджи прибыл!
– распорядился начальник караула, утирая пятерней вспотевший лоб.
Сам Дрона сформулировал бы доклад несколько по-другому, но, в конце концов, какая разница?
Тишина.
Гулкий и протяжный звон гонга.
Двери без скрипа отворились, и изнутри возвестили:
– Пусть войдет Дрона, сын Жаворонка! Великий раджа ждет его.
Мозаичные плитки пола, инкрустированные кораллом, плыли навстречу, послушно ложась под ноги и оставаясь позади. Ровно, почти без дыма, горели на стенах смолистые факелы из ветвей ямалы, бликами отражаясь в полу, и легкий пряный аромат витал в гулкой пустоте церемониальной залы.
На самом деле зала отнюдь не пустовала. Во-первых, на высоком троне, к которому сейчас приближался Дрона, восседал Панчалиец. Был он облачен в пурпур и золото, а царственная диадема на челе раджи мерцала кровавыми огнями крупных рубинов, привезенных с далекой Ланки. По обе стороны от тронного возвышения почтительно застыла дюжина советников и придворных. Тем не менее и раджа, и его приближенные, и сам Дрона терялись в этой величественной зале, и она казалась пустой.
Словно предназначалась не для людей, а для гигантов-данавов, соперников богов.
Дрона остановился, не дойдя до трона положенных пяти шагов, и преклонил колени.
– Я приветствую великого раджу, да продлятся его годы вечно, и счастлив видеть царя в полном здравии, окруженного друзьями, подобно Индре!
Произнеся стандартную формулу приветствия, Брахман-из-Ларца неожиданно для самого себя поднял голову и взглянул прямо в лицо бывшему соученику.
Несомненно, Друпада узнал его. Да и как могло быть иначе! Однако даже проблеска интереса не отразилось на красивом и суровом лице правителя, лишь машинально сдвинулись кустистые брови над карими глазами, во взоре которых ясно читалась привычка повелевать.
Да, Друпада возмужал. Перед Дроной сидел истинный раджа, хорошо сознающий, кто он и кто все остальные.
Если бы кто-нибудь сказал сыну Жаворонка, что он сейчас пытается увидеть в настоящем прошлое,отыскать в зрелом царе порывистого мальчишку, которому сам Дрона однажды сломал нос…
Увы, единственный человек, способный понять перемены в душе Брахмана-из-Ларца, находился на склонах Махендры.
Чурбачки строгал.
– Здравствуй и ты, Дрона, лучший из брахманов, - слегка наклонил голову Панчалиец.
– Рассказывай, что привело тебя в мои владения?
Вот в этом Друпада ничуть не изменился: как и прежде, он не любил длинных речей, сразу переходя к. делу.
"В свое время, о царь, ты приглашал меня в свою столицу, предлагая занять при тебе место Идущего Впереди, - хотел сказать Дрона.
– По здравом размышлении, накопив обильные духовные заслуги…"
Но вместо готовых фраз, обкатанных, как речная галька, привычных, словно котомка на плече, выверенных, будто полет стрелы, - вместо этого родилось нечто иное.
Панчалиец был исключением из правил, редчайшим из смертных - с ним Дрону связывали узы хотя бы приблизительно человеческих отношений. И в сознании Брахмана-из-Ларца вдруг отчетливо вспыхнуло: Закон и Польза теснят Любовь, сбивают наземь, вяжут руки измочаленными веревками, пыль скрывает всю троицу, пыль, пелена…
Пелена.
Закон.
Польза.
Любовь…
– Узнай же во мне друга, царь!
– с незнакомым ему ранее замиранием сердца вместо подготовленной речи выпалил Дрона.
И осекся.
– Друга?
– непонимающе повторил раджа, и брови его сдвинулись теснее.
– Друга?!
Взгляд Панчалийца мимоходом скользнул по советникам. Те молчали, но лица их красноречиво говорили сами за себя. Какой-то брахман-оборвыш является во дворец и тычет себя в худосочную грудь, требуя, чтобы царь узнал в нем друга?! Боги, до чего пали нравы в наш жестокий век! И впрямь: брахманы сейчас забывают о поминальных жертвах, вкушая собачину, пятнают себя ложными обвинениями и кишмя кишат на дорогах в поисках милостыни, пренебрегая добропорядочностью!