Шрифт:
Фёдор застыл. И сердце его жадно стучало.
– Но мне все чаще кажется, что мы с тобой оказались в известной ситуации, когда один любит, а другой позволяет себя любить.
Фёдор подскочил и забегал по комнате. Слова путались. Он почти кричал, как сильно ее любит. И конечно, он виноват. Он совершил немало глупостей. И многие сцены в его книгах – ошибка. Он перепишет их заново ради нее. Инна внимательно смотрела и слушала. Фёдор распинался. Случайно плюнул в экран. Он уже готов был опять встать на колени и стоять хоть всю ночь. Но Инна перебила:
– А ты где сейчас? Ты у этого твоего Карцева? Постой, он не слышал наш разговор?
– Нет, нет. Он меня поселил в квартиру своей бабушки. Но ее тут нет. Она умерла. Я один.
– Хорошо, – сказала Инна. – Скажи еще раз. Ты любишь меня?
И Фёдор несколько раз повторил, что любит. Он не знает, как это доказать. Оторвать себе лицо? Съесть живую мышь?
– Федя, не говори глупости. Доказательство любви одно – отношение. И все. Понимаешь?
– Хочешь, я прямо сейчас брошу все и приеду?
– Ну нет. Я хочу, конечно. Но твоя работа важна. А недолгая разлука только укрепит отношения. Правда же? Покажи мне квартиру.
Фёдор переключил камеру.
– Тут я сплю. Там еще одна комната, побольше.
– Надо же, старая петербургская квартира, – сказала Инна. – Представляю, какая там атмосфера.
– А какой вид из окна!
Фёдор показал ей Львиный мостик:
– Нравится?
– Очень! Я тебе тоже сейчас кое-что покажу.
Инна стала опускать камеру. Она была в распахнутом халате на голое тело. Сидела в кресле, широко расставив ноги. Фёдору почудилось, что он чувствует ее запах. В последний момент Инна прикрыла пах ладошкой. Но ее средний палец пополз дальше и стал медленно двигаться. Затем на экране возникло ее ухмыляющееся лицо.
– Ты меня дразнишь, – сказал Фёдор.
– Дразню. И что ты мне сделаешь?
Инна снова опустила камеру. И продолжила себя ласкать. Фёдор сунул руку в трусы. Потом спустил их. Спохватился и поковылял от окна к кровати.
– Ты что там собрался делать? – спросила Инна. – Я сейчас отключусь.
– Нет, нет, пожалуйста. Я так скучаю. Я с ума сойду.
– Тогда просто смотри. Покажи мне вторую руку.
Она вернула камеру к лицу. Но плечо ее продолжало двигаться. Взгляд немного затуманился. Фёдор не отставал.
– Нет, Федя. Ты наказан! Иначе я правда закончу. В смысле отключусь. А потом закончу. Но ты этого не увидишь.
– Ладно. Я не буду.
– Умница. Хороший мальчик.
То, что одна рука была занята телефоном, ей нисколько не мешало. Инна трудилась так, будто пыталась распилить себя вдоль тела. У Фёдора пульсировали передние зубы. Все вокруг исчезло. Он смотрел и почти не дышал.
Инна слабо заскулила, потом протяжно застонала, изогнулась, задрожала и обмякла. Камера упала ей на грудь. Несколько секунд экран был темным. Слышалось лишь ее тяжелое дыхание. Потом появилось лицо.
– Ну вот, – сказала Инна. – Помирились. Разрешаю тебе пойти в ванную и побыть плохим мальчиком. А мне надо уже собираться. Федь, не теряйся. Пиши мне и звони.
– Да, любимая.
– Пока!
– Пока!
Он отложил смартфон и со спущенными штанами пошел в ванную.
8
Карцев явился к часу, как и обещал.
– А ты молодец, – сказал он с порога. – И правда, как огурец.
Сам он имел мрачный вид.
– Дело-то ответственное, – сказал Фёдор. – Как иначе.
– Хорошо, что ты так относишься.
Карцев прошелся по квартире, заглянул в комнаты.
– Как? Обживаешься?
– Нормально. Только соседи под утро устроили поебушки, разбудили меня. Но и хорошо. Вовремя.
Фёдору хотелось похвастать, что он помирился со своей девушкой. Без подробностей, конечно. Карцев перебил:
– Какие еще соседи?
– Ну сверху. – Фёдор показал пальцем на потолок. – Хорошо так стонали.
Карцев посмотрел вверх. Потом на Фёдора:
– Федь, ты на последнем этаже живешь. Ты чего? Там уже чердак.
Фёдор тоже посмотрел вверх:
– А кто же это тогда? Может, бомжи?
– Еблись?
– Ну.
– Или мыши пищали. А тебе почудилось.
– Тут есть мыши?
– Не знаю. Вряд ли. Но дом-то старый. Все возможно.
– Может, мне приснилось?
– А чего тебе снилось?
Фёдор запнулся и соврал, что не помнит.
– Ладно. Не бери в голову. Пошли.
Карцев приехал на своей унылой «Калине». Она стояла в конце переулка. У входа в рюмочную Фёдор заметил вчерашнего тезку-ханыгу. Тот покачивался и безостановочно широко зевал.