Шрифт:
– Что?
– Получается, что она копила таблетки, чтобы выпить их за один раз. А оставшиеся после отъезда воспитательницы, наверное, выкрала из её спальни, пока та пустовала. Я думаю так.
– И никто ничего не заподозрил?
– Нет. – Джейн снова пожала плечами.
– Вас же в спальнях по нескольку человек. Неужели никто ничего не заметил?
– Другие девочки попросили, чтобы их не оставляли в одной спальне с Табби. Боялись, что та может причинить им какой-нибудь вред. Поэтому Табби всегда оставалась одна. После того как всё это случилось… Ну, с побегом… Миссис Элмсли планировала увезти Табби в Лондон, в какую-то особенную больницу. Сказала, что только тамошние доктора теперь ей смогут помочь. Это всё, что я знаю.
– Понятно, – вздохнула Эмма. – Хорошо, Джейн. Спасибо за откровенность. Можешь идти.
Чувствуя, как начинают угасать силы, Эмма вернулась к себе в комнату. Решив, что завтра выяснит в госпитале то, что не достаёт пока до полного понимания всей картины, она разделась, умылась, повесила на спинку стула гигиенический пояс и забралась под одеяло, уверенная в том, что девочки сами устроят себе отбой, тем более что Джейн, судя по всему, вполне можно было доверять.
Ещё вчера у Эммы должны были случиться критические дни, но, видимо, из-за долгого переезда и из-за нервов произошла задержка. Забеременеть она точно не могла, потому что на такую близость со своим брошенным женихом она пока не решалась. Да и не дай Бог!
«Тьфу, тьфу, тьфу», – мысленно сплюнула через левое плечо Эмма, повернулась на правый бок и закрыла глаза.
Глава 4. Очень много информации
ЦУАБ располагался в пятистах километрах северо-западнее Подков, в бывшем текстильным городке под скромным названием Иваново.
Здание, к которому мы подъехали, принадлежало некогда Петру Афанасьевичу Зубкову, фабриканту и меценату. Теперь на двери парадного входа трёхэтажного, довольно обшарпанного особняка красовалась табличка «Санэпидстанция». Для посторонних посетителей таковым это здание и являлось. Мы же с Ильёй, спустившись в подвал, прошли по недлинному коридору, одна из дверей в котором отличалась от остальных, потому как за ней находился лифт, который мой протеже вызвал, вставив электронную карточку в специально предназначенный паз.
Не знаю, на сколько этажей мы плавно опустились вниз, но то, что при выходе открылось моим глазам, меня впечатлило. Депозитарий в Подковах бледнел в сравнении с технологиями, которыми пестрило это секретное подземелье.
Особенно поразила комната десять на десять, внутрь которой мы не заходили, а смотрели на неё из-за стекла с возвышения типа балкона. В ней находились прозрачные капсулы, в которых лежали люди, судя по всему, в неком анабиозе. Капсул было штук двадцать, однако заполнены они были едва ли на треть.
– Это что? – задал я вопрос Илье, хотя и сам мог бы уже догадаться о назначении этого помещения.
Илья был сосредоточен. Он с каменным лицом смотрел за стекло и хмурился, думая о чём-то своём. На мой вопрос он отреагировал не сразу.
– Что? А… Ну да. В одной из этих штук скоро предстоит оказаться и тебе. Между собой мы называем их хронокамерами, хотя их функция – просто поддерживать организм после его введения в состояние гипобиоза 5 .
– Ясно, – кивнул я. – А почему так мало людей? Я полагал, что артефактов расплодилось столько, что не хватит и дивизии, чтобы всё исправить.
5
Искусственный гипобиоз – замедление физиологического времени в организме млекопитающих и человека в результате внешнего воздействия, за счет чего происходит приостановка всех без исключения процессов жизнедеятельности, с возможностью их последующего восстановления до начального уровня.
– Это не единственная контора. У нас в стране их три… Было три. Одну на днях упразднили.
– Даже так?
– Тут, Лёха, такие дела творятся, что многим сделалось не до артефактов.
– Мне положено об этом знать?
– Вообще, – грустно улыбнулся Илья, – нет, – он слегка хлопнул меня по плечу. – Через четыре часа нам с тобой нужно быть в Москве. Там ты уже начнёшь кое-о-чём догадываться. По дороге ещё поговорим о нашей работе, а пока пойдём. Нужно оформить все полагающиеся документы, подписать контракт, договор о неразглашении и всё такое.
Мы спустились с балкончика и стали ходить уже по самым обычным кабинетам, где нас встречали молчаливые люди с уставшими лицами. Какое-то напряжение чувствовалось повсюду.
В комнате, похожей на школьный медицинский кабинет, мне сделали прививку, обязательную, как сказали, для всех прерывателей.
В контракте я значился «наёмником». Меня этот факт несколько смутил, и я решил уточнить свой будущий статус у Ильи.
– Прерыватели, – сказал он, – делятся у нас на четыре категории: наёмники, делегаты, ангелы и поселенцы. Кстати, о поселенцах. Тебе необходимо запомнить одно имя. Готов?
Илья хитро на меня посмотрел.
– Ну… – промолвил я. – Не томи. Я весь во внимании.
– Герберт Уэллс, – с видом фокусника произнёс Илья.
– Писатель?
– Он самый. Если там, где тебе предстоит оказаться, что-то пойдёт не так, ты можешь обратиться к нему. Он поселенец. Человек, который добровольно согласился переместиться в другую личность до конца жизни. Их задача – оказывать всяческое содействие тем из прерывателей, у которых возникают проблемы.
– Ничего себе! – воскликнул я. – Значит, меня переселят в начало этого века?