– Мечта, мечта, – тихо пробормотала душка, которой предстояло стать женой министерского сынка, тихого и порядочного.

У рая на Земле нет будущего. Это понимала любая душка. На Земле противопоказано быть благополучным, получать дары судьбы и пребывать в достатке. Иначе всё это вполне способно отразиться на существовании в вечности. Земля – не комната отдыха, Земля – стадион страдания без сострадания, была убеждена каждая неопытная душа. В земной жизни нужно успеть выстрадать и как можно более усердно. Вот за эту возможность, за эту привилегию, за право получить как можно больше ярких и тяжких страданий и сражались наши душки. Бились за всё это, вымаливали, как только могли.

Душки появлялись одна за другой, следом возникали другие. Каждая выносила свою роль, попутно разучивая её мизансцены. Ангел-администратор напутствовал взволнованные души, давал последние указания и, перекрестив, впускал к Главному, чтоб тот оценил, чего достойна каждая из частиц женского существа? А душки всё также судачили о своих ролях, ожидая последнего звонка.

Оставалось уж недолго: почти вся партия чистых душ, собравшихся здесь, в этот раз, получила свои роли и, постепенно теряя прежние свойства, готовилась к новой жизни, к забегу по пересечённой дистанции, кратковременной и опасной, но манящей своими возможностями. Мало-помалу разговоры угасли. Душки всё более становились похожими на сестёр, которым надо впервые выходить в свет. Все их мысли были уже в других местах, в других пространствах.

– Вот только я одного не понимаю, – вдруг прервала общее молчание душа, получившая по выпавшей нынче роли большое богатство с самого рождения, отменное здоровье, благополучие, известность и почёт. – Вот не пойму я, почему Он не распределит всем нормальные, хорошие роли? Почему каждой из нас не даст как следует настрадаться, помучиться хорошенько, побыть преступницей и жертвой с окровавленной судьбой, поломанной жизнью и поруганными надеждами, – всплеснула невесомыми руками душа. – Если уж кому-то даётся хороший материал, зачем остальных обделять? Пускай и бы и первая жизнь, и вторая имели нормальный сценарий, чтоб уж не зря затеваться, не зря время терять, ведь всем измучиться-то охота, как следует измучиться! Почему одной всё, а другой ничего?!

– Ну, ты спросила, подруга, – с невесёлым вздохом отозвалась какая-то из душек. – Это тебе потом объяснят, когда отбудешь положенное.

– Чистые души девиц! – провозгласил ангел-администратор. – Говтовьсь! Сейчас начнёте рождаться! И запомните: чтоб жить как следует, без самодеятельности, чтоб, – строго увещевал душек ангел. – Кому положено страдать – страдайте, а кому положено радоваться – радуйтесь, веселитесь, с детишками играйте, мужьям делайте маленькие сюрпризики. Страдания в запасе ещё есть, на несколько циклов хватит. Всем достанется большая неутолимая боль, каждая из вас узнает унижения и подлость, горечь предательства и поруганную любовь. Каждая совершит что-нибудь мерзкое и постыдное, – успокоил душек добрый ангел. – Но не все сразу, не все сразу, – добавил он. – Ну, с Богом! – отчего-то волнуясь, выдохнул светлый небожитель и стал потихонечку выпускать подопечных. А где-то там, внизу, на грешной и желанной Земле, послышался пронзительный крик, громкий и требовательный крик новорожденной девочки, которой суждено было вынести именно ту беду, которая положена и никакую иную.

Маша очень любила ночные прогулки по тёмным переулкам. Маша выходила часов в одиннадцать вечера и до часика, а то и до половины второго гуляла себе, дышала прохладой.

Разве на шумных проспектах отдохнёшь душой? Разве там подышать удастся? Чего там делать-то?

Понятно, если уж идти – то в переулочки, в тишину!

Маша любила окраины, любила неизвестные уголки столицы, ночные парки, скверики, неблагополучные районы, где всякое можно увидеть и повстречать всякое. Она не боялась, а смело шла навстречу темноте и приключениям.

Нельзя сказать, что она совсем не боялась. Она, скажем так, слегка побаивалась, но не настолько, чтоб изменять своему обыкновению. А уж какой в этом-то году ноябрь-то тёплый выдался, сами подумайте! Не прогуляться ночью, одной, да по тёмным переулкам – дурочку свалять!

Вот и в этот вечер Маша, как обычно, отправилась на свою традиционную прогулку. Надела любимую ярко-жёлтую куртку, которая была далеко видна, даже если ближайший фонарь находился за полкилометра, подкрасилась и, выйдя в город, окунулась в его тёмнопереулочную загадочность.

Маша шла, тихонько напевая что-то себе под нос. Лёгкий шарф развевался на ветру. Редкие припозднившиеся прохожие сутулились и спешили по домам. Маша шла, и на душе у неё было ровно и мирно. Она шла и думала о чём-то очень хорошем.

Но вдруг Маша почувствовала, что за спиной у неё замаячила длинная нервная тень. Тень приближалась, она наползала. Вот тень поравнялась с Машей и, пройдя с минуту рядом, тень резко ухватила Машу за горло. Потом отчего-то отпустила горло, но прижала к себе и на весу поволокла в полуподвальчик, который оказался наглухо закрыт. Однако закуток, где была железная дверь, всё же представлял собой укромный уголок, где можно было совершить много интересных дел. Тень, судя по всему, принадлежала здоровенному парню. И прижав Машу к двери, ночной негодяй навострился насиловать свою жертву, а может, грабить и избивать её. Хотя не исключено, что в его планы входили все три пункта.

– Ну что, с-с-сучка, добегалась? – прошипел негодяй, впиваясь сухими губами в машин рот. – Сейчас тебе будет очень, очень хорошо! – вновь сжимая машино горло, шипел насильник.

– Хлордиазепоксида дветаблетки! – выкрикнула Маша, умелым и резким движением локтя нейтрализовала насильника, нанеся просчитанный удар и, заметив его лёгкое замешательство, ударила острой коленочкой по причинному месту. Впрочем, не очень сильно, а только чтоб отскочить. Но, отскочив, убегать не стала, а преградила дорогу наверх и, став на предпоследней ступеньке, вынула из кармана фонарик, пустив в лицо негодяя яркий луч пронзительно света, после чего произнесла, – и калия бромида тоже таблетки две-три для начала!