Впрочем, в данный момент он даже и не помышлял о седьмом туннеле. Страхи, с которыми он боролся все это время, взяли свое, и он припустил прочь от страшного скелета и таинственной стены. Брекен инстинктивно нырнул в туннель, ведущий на северо-восток, там чувствовался запах дубов и червей — запах нынешней жизни.

В Данктонском Лесу август далеко не самый красивый месяц. В эту пору листва теряет июньскую девственную свежесть и июльскую упругую зрелость. Лучшее время зелени уже позади. Августовские дожди порой срывают с ветки листочек, который еще не пожелтел, но уже слаб, и бросают его на бурый лесной ковер, где ему и суждено будет завянуть, а растрепанный папоротник и наглый плющ даже не заметят этого.

Птичье пение звучит в августе куда реже. На лесных опушках и полянках слышится беспокойное щебетание овсянок и зеленушек, а в лесу раздается разве что крик грачей, то и дело принимающихся хлопать своими широкими крыльями.

В жаркие дни, когда солнце щедро одаривает золотом лучей зелень подлеска, можно услышать низкое жужжание жука-оленя, летящего неведомо откуда и неведомо куда, беспрестанный шорох и шелест, создаваемые неуемными муравьями, и монотонное гудение ос.

Глядя на розоватые лепестки ежевики, освещенные странствующим по небосводу светилом, выбравшийся на поверхность земли крот может принять их за цветы дикой вишни и решить, что в лес вновь пришла весна. Но длиться это будет недолго. Едва громоздящиеся друг на друга облака затянут солнце, кусты ежевики с беспорядочно спутанными колючими побегами вновь станут похожи на самих себя. Впрочем, какое это имеет значение? Какому кроту есть до этого дело? Есть вещи и поинтересней...

Сплетни. Слухи. Молва. Три спутника августа. Один — для ленивых, другой — для праздных, третий — для скучающих.

Для старших обитателей Данктона, успевших пережить хотя бы одну Самую Долгую Ночь, одна из излюбленных тем для сплетен — поступки юных кротов. Они уже давным-давно покинули родные норы и после месяца-другого скитаний, во время которых у них не было не то что дома, но даже постоянного места для ночлега, стали обустраивать свою жизнь. Следует заметить, что дожить до этого момента удается далеко не всем кротышам. Кого-то унесли совы, кто-то потерпел поражение в борьбе за жизненное пространство и, не сумев обеспечить себя пропитанием, умер медленной мучительной смертью в один из знойных июльских дней, после чего его расклевали вороны или выели изнутри трупные мухи и жуки.

Все это происходит примерно до середину августа. Многие кроты Бэрроу-Вэйла, удовлетворенные тем, что им удалось и на сей раз сохранить за собой свои норы (до которых вестсайдская молодежь весьма охоча), проводят дни в разговорах, которые, как правило, начинаются словами: «А вы слышали, что произошло с...?» или «Один из болотных жителей набрался наглости и...» И так далее, и тому подобное.

К третьей неделе августа, когда все территориальные споры стихают, а пищи кругом в избытке, кроты начинают скучать. Именно в это время по системе и начинают расползаться всевозможные слухи. Кто знает, откуда они берут свое начало и почему одни истории предпочитаются другим? Одни слухи несут надежду — они радуют сердца кротов; другие, исполненные яда, передаются совсем с иным чувством — если в них и заключена какая-то радость, то эта радость вызвана тем, что нечто плохое произошло не с тобой, а с каким-то другим кротом, которого при случае можно и пожалеть.

Порой — но подобное случается гораздо реже — слухи возвещают начало изменений, которые должны затронуть всех и каждого.

Именно такой слух и возник в этом августе, при этом речь шла не о ком ином, но именно о Брекене.

После своего панического бегства из Грота Темных Созвучий (так он назвал огромный подземный зал) Брекен вышел в ту часть Древней Системы, которая располагалась на склонах холма. Приятный запах леса выманил его наружу. Чувства, позволявшие ему ориентироваться на поверхности, — притупились, что объяснялось отчасти болезнью, отчасти слишком долгим пребыванием под землей. Совершенно забывшись, Брекен зашел на территорию вестсайдского кротыша, метившего в это время свои владения. Вид Брекена был столь диким и странным, что кротыш (который был ничуть не старше Брекена) в ужасе бежал в родительскую нору, где и рассказал историю о безумном кроте-монстре, вышедшем из недр Древней Системы. Вскоре история эта стала известна всему Вестсайду — кроты рассказывали и выслушивали ее с особым интересом и удовольствием.

Затем Брекен был замечен и в Истсайде, что породило еще одну жуткую историю, мгновенно ставшую известной всему Бэрроу-Вэйлу: в системе появился дикарь, вышедший из Древней Системы, — могучий бесстрашный крот, убивающий всех встречных.

Все это привело к еще большему распространению слухов о странном кроте. Истсайдцы, которые всегда отличались особой суеверностью, вспомнили древнюю легенду, в которой говорилось о том, что Камень однажды пришлет в систему своего крота, который будет сеять смерть и разрушение, наказывая кротов. За что именно он их будет наказывать, в легенде не сообщалось. Именно этой легенде Брекен был обязан своим новым прозвищем, о котором он, впрочем, и не подозревал. Крот Камня — так звали ее героя. Имя это действовало на кротов столь устрашающе, что молодежь, обосновавшаяся было на склонах, в панике бежала в нижние части системы.

— Да, пока он там, наверху, но попомните мои слова, когда-нибудь он спустится вниз,— так поговаривали в Бэрроу-Вэйле. — Он ждет нужного момента, нужного часа, и только... Истсайдцы зовут его Кротом Камня, и мне кажется, это подходящее имя...

Когда история эта дошла до Мандрейка, он счел ее забавной, решив про себя, что речь идет о каком-то заплутавшем луговом кроте. На том он и успокоился. Рун же мгновенно смекнул, что история о Кроте Камня может укрепить его влияние, и потом отнесся к ней совершенно иначе.

Знай Брекен, что по системе ходят такие слухи, он бы крайне удивился. Прекрасно понимая, что ему лучше затаиться на неопределенно долгое время, он весьма сожалел о том, что ему не удалось избежать встреч с данктонскими кротами.

Первая встреча, происшедшая на западных склонах, была чистой случайностью. С этим он ничего не мог поделать. Вторая встреча очень огорчила его, поскольку он пошел на нее сознательно, истомившись продолжительным одиночеством. Два пожилых истсайдца показались ему достаточно дружелюбными, — увидев их, Брекену ужасно захотелось перекинуться с ними хоть несколькими словами. Внешне они казались едва ли не такими же учеными, как старый Халвер, и потому разговор с ними мог доставить ему подлинное удовольствие. Кроты эти то и дело употребляли старинные обороты, которые Брекен слышал от Халвера. Вдохновленный этим обстоятельством, а также их безобидным степенным видом, Брекен преспокойно вышел из укрытия и направился прямиком к ним. Он услышал от них традиционное приветствие и хотел было ответить на него как можно учтивее, но тут поймал себя на том, что не сможет сказать им ни кто он, ни откуда он пришел. Помимо прочего, за время своих скитаний и болезни он отвык от общения с кротами. Увидев, что незнакомец не собирается ответить приветствием на приветствие, старые истсайдцы не на шутку перепугались и бросились прочь. Брекен удивленно обернулся, решив, что у него за спиной стоит какое-то чудище. Увидев, что там никого нет, он понял, что кроты испугались его самого.