– Кофей готов, Ваше Высочество! – Добровольно отправившийся с Александром денщик продолжал упорно титуловать его как и прежде, опуская, однако, запрещённое «Императорское».

– Спасибо, братец. – С благодарным наклоном головы принял дымящуюся кружку. Поднёс к лицу. Запах дома и запах былой свободы. Кофе – это единственное послабление, которое себе позволил прапорщик Романов, отказываясь от остальных.

– Портянки вот ещё сухие. – Солдат достал из-за пазухи свёрток. – Тяжко ведь…

– А тебе?

– Ништо, Ваше Высочество. – И засмущался своей браваде. – На плацу потруднее было, а тут… Налегке, опять же – харчи добротные, мундир вот тёплый.

В доказательство он попытался расстегнуть воротник кафтана, цветом и кроем напоминающего крестьянский армяк, но с пуговицами, хотел показать, что даже жарко.

– Не хвались, у меня такой же.

– Виноват, Ваше Высочество!

Угу, виноват он… Чего уж виноватиться, если весь Петербург был повергнут в изумление и ужас новым обмундированием? Из-за него, кстати, и задержались, отыгрывая теперь упущенное время. Нет, не из-за изумления – ждали, пока построят мундиры на четыре сотни человек. А потом вывели всех на Сенатскую площадь…

И у многих из собравшихся на невиданный позор сжималось сердце за горькую участь отца или брата, многие губы шептали проклятия злому тирану, по иронии или ехидству приурочившему оглашение приговора к мартовским идам. Да, шептали… недолго шептали – тем же приговором семьи штрафников выводились в мещанское состояние и определялись к государственным работам. Каким? То Господь ведает. И только нацеленные пушки да штуцеры Багратионовых егерей удержали осуждённых на месте, о чём большинство сегодня жалело.

Александр в раздражении бросил кружку и встал.

– Останься здесь, – приказал вскинувшемуся было следом денщику, а сам пошёл к дороге, где строгие унтеры уже строили в колонну своих подопечных.

Шёл, оглядывая хмурые серые лица, заросшие многодневной щетиной. Видел с трудом расправляемые спины бывших блестящих полковников и генералов, нетвёрдые шаги недавних сенаторов… Внимание привлёк знакомый по прошлой жизни худощавый молодой человек, почти ровесник, при попытке подняться с земли кусающий губы.

– Вам дурно, Александр Андреевич?

Тот вскинулся, прижав руку к груди, и в отрицании покачал головой:

– Всё в порядке, Ваше Высочество.

– Но я же вижу!

– Пустое, не стоящее Вашего внимания минутное недомогание. Оно уже прошло.

– Не спорьте с командиром! – оглянулся в поисках кого-либо из «постоянного состава». Или всё-таки охранников? – Унтер, поди сюда!

– Я, Ваше Высочество! – тот вытянулся, одним глазом преданно поедая Александра, а вторым продолжая следить за построением.

– Рядового… – Покатал на языке непривычное слово. – Рядового Тучкова до вечера разместить при походной кухне.

– Никак не положено. – Вояка оставил бравый вид и сменил его суровостью. – Приказом государя Павла Петровича предписано…

– Я знаю, что там предписано!

Унтер-офицер тем временем достал из кармана бумагу и процитировал дословно:

– Гнать засранцев маршем, а тако же в хвост и в гриву, со всею пролетарскою беспощадностию, исключения делая токмо преискуснейшим стрелкам винтовальным, дабы избежать последующего дрожания телесного.

– Сие ко мне не относится, – слабо улыбнулся бывший гвардейский полковник. – Когда брата пришли арестовывать, я по их подпоручику с семи шагов промахнулся. Не беспокойтесь, Ваше Высочество, сил для ходьбы ещё достаточно.

– И всё же…

– Не стоит забот, право слово. Дойду.

– Погодите, – внезапно оживился унтер. – А не был ли тот подпоручик невысокого росту, поперёк себя шире, с редкими зубами, да рыжий?

– Не разглядывал, но вроде бы похож, – ответил Тучков.

– Да что же вы сразу-то не сказали, ваше благородие?

– О чём?

– Так ведь эта гнида… ой, простите, подпоручик Семёновского полка Артур Виллимович Кацман, тварь остзейская, празднуя чудесное избавление от смерти, изволили напиться допьяна и утонуть поутру в проруби на Мойке. Радость-то какая, ваше благородие! – И тут же, перейдя на крик, проорал в сторону обоза. – Митроха, тёмная твоя душа, подай сани господину рядовому!

…День в дороге тянулся неимоверно долго, но когда колонна наконец-то остановилась на ночлег в забытой даже чёртом чухонской деревушке, снедаемый любопытством Александр Павлович поспешил найти бывшего полковника. Заинтригованный совершенно, он обнаружил штрафника в преинтереснейшей ситуации – за столом, с кружкой чего-то подозрительно пахнущего, в окружении унтеров, с раскрасневшейся физиономией.