По моим подсчетам, что я успела выстроить в своей голове, уже через две секунды я должна была сидеть в самом дальнем углу аудитории и записывать в тетрадь весь материал, который нам дает Николай Федорович. Но стоило мне сделать первый шаг, как кто-то с камчатки выкрикивает следующее:

— Тихая? Это что за фамилия такая? Ти-ихая… — протяжно повторяет парень с последнего ряда, обращая на себя внимание, и все студенты, словно стадо овец, начинают откровенно смеяться.

— Отставить смех! — строго проговорил преподаватель, и присутствующие в аудитории разом замолчали. — О, Данилевский! — обратился Николай Федорович к парню, сорвавшему дисциплину. — Давно я вас не видел! Даже соскучился.

— Эй, Николай Федорович, вы так не шутите, — зажав ручку между пальцами, парень вальяжно откинулся на спинку стула и принялся постукивать колпачком по столешнице, — народ может неправильно вас понять. Новенькая, вон, побледнела вся.

— Языку бы твоему применение найти… — неодобрительно покачивая головой, проговорил мужчина.

— Ну, все, завязывайте… Ритка тоже хотела ему применение найти, но…

— Данилевский! — грозно воскликнул преподаватель и ударил ладонью по столу. — Давай, Глеб, спускайся с камчатки и шагай к доске. Расскажешь нам про эпоху крестовых походов. Заодно и Анне место уступишь.

С силой прикусив щеку изнутри и задержав дыхание, спешу занять свободное место. А оно, как назло, находится рядом с Глебом.

Смотрю себе прямо под ноги, пока поднимаюсь по ступенькам до самых верхних рядов. Сердце от волнения так и норовит выпрыгнуть из груди. Еще немного и в обморок грохнусь. А когда все же пришлось остановиться в узком проходе рядом с Данилевским, меня и вовсе расшатывает.

— Новенькая! — с нескрываемым раздражением прорычал Глеб и, резко откинув столешницу, соскочил со стула, — Ты уже становишься проблемой, — возвышаясь надо мной, Данилевский буквально уничтожает меня своим взглядом.

— Я… Я могу и… — опасаясь быть втянутой в конфликт, принимаюсь оправдываться. Конечно, такая агрессия пугает меня, вызывая желание спрятаться за непробиваемой стеной. — Если хочешь…

— Глебарь, стопори, — доносится слегка хрипловатый голос слева от меня. На что Данилевский лишь сжал кулаки и поспешил вниз. — А ты… Да садись уже! — кто-то нагло хватает меня за запястье и дергает вниз, от чего я, теряя равновесие, падаю на свободное место.

Это что еще за хам такой? Больно же!

Собираясь выразить свое недовольство, глубоко втягиваю воздух и поворачиваю голову. А там… А там меня ждал полный провал. По всем видимым и невидимым фронтам…

Сталкиваясь взглядом с незнакомцем, тут же теряюсь. Цепенею. И с ходу забываю не только все слова, но и собственное имя.

Что я хотела ему сказать?

Взмах ресниц. Глаза в глаза. Дрожь летит по телу.

Секунда… Две… Три… Десять…

Толчок в груди. Еще один. Кровь на бешеной скорости носится по венам. И кажется, будто воздух сгустился и наэлектризовался до такой степени, что начал потрескивать от напряжения.

Господи, да у меня, кажется, жар! Иначе как объяснить факт того, что все тело начало дико пылать? Чувствую, как щеки вспыхивают, а за ними яркой краской заливает и все лицо.

Так, мне нужно взять себя в руки и разорвать этот контакт!

Потирая вспотевшие ладони о юбку, все же нахожу в себе силы и резко отворачиваюсь, переводя взгляд на преподавателя, который основательно взялся за хулигана Данилевского.

Вот только я все еще ощущаю на себе взгляд нового «соседа по парте»…

— Короче, деревенские челы, ну там… феодалы, крестьяне и остальные, решили освободиться от мусульман. Видимо, конкретные терки у них были, — весьма уверенно начал «блистать» своими знаниями Глеб, нагло размещаясь на углу стола Николая Федоровича. — И весь этот движ затянулся аж на восемь походов. Сечете? Восемь стрелок, а результаты так себе. Не, Николай Федорович, нафига было лезть? Византию развалили, народ погубили. Фигня полная…

Боже, бред несет Глеб, а стыдно мне!

Но этот провал заценила не только я. Компанию Данилевского просто разрывало от смеха. Они выкрикивали какие-то неуместные шутки в его адрес, перекидывались бумагой и показывали друг другу неприличные жесты.

Какой ужас!

— Они всегда себя так ведут, — шепчет мне впереди сидящая девушка с ярким ободком на голове. — Скоро ты к этому привыкнешь.

— Не думаю… — отзываюсь шепотом, стараясь не показывать своего разочарования от первого дня в университете, который очень ярко отписывал отец, делая акцент на качественном образовании.

— Кстати, я Маша. Твоя одногруппница. Какие планы на вечер? — повернувшись полубоком, девушка протянула мне руку, но тут же была одернута преподавателем.

— Мария Мартынова, не отвлекайте новенькую! — повысив голос, проговорил мужчина. — Или хотите занять место Глеба?

— Извините, Николай Федорович, — виновато отвечает Маша и, отвернувшись от меня, принимается что-то рисовать в тетради карандашом.

Не знаю, как я пережила эту пару, но со звонком легче не стало. Как только Николай Федорович объявил о завершении занятия, я решила подождать, пока все студенты покинут аудиторию. Не хочется участвовать в этой толкучке. Вот только сосед по парте не спешит уходить. Закинув ноги на стол, он что-то рассматривал в телефоне и изредка смеялся.