Шрифт:
Наслаждаясь обществом друг друга, мы просто говорим обо всем на свете. Мирон немного рассказал мне о своей семье, о том, как начала увлекаться футболом. Даже поделился, как в начальной школе увел «девушку» у Данияра Истомина.
Что ж, умеет мой Мирон очаровывать… Этого у него не отнять!
Но я не думала, что рядом с ним мне будет так легко и спокойно. Можно быть собой, не стесняться своей скованности, неопытности.
Все, как он и говорил: нет барьеров, нет запретов.
Ради него.
— Знаешь, мои родители очень любят спрашивать о планах на будущее, — говорю я. Но этим вопросом вовсе не пытаюсь выведать у Мирона что-то лишнее, мне просто нравится его слушать.
— Жизнь — штука непредсказуемая. Думаю, все спрогнозировать нельзя. Но… — отодвигая чашку, Савельев поднимается со стула и подходит ко мне, протягивая руку. Я же без раздумий вкладываю в нее свою ладонь. — Мне бы хотелось открыть свой футбольный клуб и тренировать детей. Приятно видеть результат своих стараний. А еще… — переместившись к книжному стеллажу, раскладывает заранее приготовленный пред. — А еще я мечтаю построить дом. Свой. Знаешь, хочется создать идеальное место, где тебе будет спокойно, куда захочется возвращаться после тяжелого дня. Создать свой личный, уютный мир. Сколько себя помню, на каждый Новый год я просил у Деда Мороза набор инструментов, — и смеется.
Боже, его смех сводит меня с ума!
И как в такого не влюбиться? Да рядом с Миронов у меня крылья вырастают и будто второе дыхание открывается. В душе все поет и ликует. А в сердце так и щемит. Я… Я его просто обожаю. Он — мой воздух, мое небо!
И что бы не случилось, вопреки всему я…
Я буду шептать его имя.
Вместо стихов…
Вместо романов…
Вместо молитв…
— Подарок откроешь? — спрашивает Мир, когда мы располагаемся на полу.
А я и забыла про него…
Дергаю за атласный бант и поднимаю крышку. А там телефон последней модели. Тоненький такой. Золотистого цвета.
— Нет… Я… Я не могу это принять… — возвращаю Миру коробку, буквально впихивая ее ему в руки. — Это очень дорогой подарок. Мирон, ты не должен… И… А что, если мы ну… Расстанемся. Я… Не могу, понимаешь?
Савельев тут же меняется в лице. Вижу, как заостряются скулы, как он хмурит брови и губы стискивает.
— Ты не «не можешь», ты должна принять, — рычит Мирон. — Я хочу радовать тебя! Хочу приглашать на свидания. Хочу дарить подарки. Да и твой телефон… Прости Ань, но он же совсем древний, — и снова обнимает до хруста костей. — И не смей говорить про расставание, поняла? Ты — моя особенная.
И я сдаюсь.
Горячий поцелуй — вместо благодарности, вместо тысячи слов.
Прижимаюсь к его губам своими и чувствую, как мы сливаемся воедино, становимся одним целым. Неделимые…
Мирон обнимает меня, прижимает к себе так сильно, будто я могу исчезнуть. Целует одержимо, дико, слишком пошло и влажно. Ласкает руками, дарит нежность. Словно я самая желанная на свете. Словно он хочет запомнить меня всю, зафиксировать в памяти каждую секунду, проведенную вместе.
Мы не можем насытиться друг другом. И лишь когда кислород в легких заканчивается, нам приходится разорвать поцелуй. Но контакт при этом не теряем. Нежимся в объятиях, тремся друг о друга лицами и дышим. Часто. Глотаем кислород на каждом ударе наших сердец.
— Ань, — неожиданно Мир усаживает меня на себя. — Ты просто знай, что я хочу быть с тобой. Всегда. Каждый день. Каждую секунду. Каждое мгновение. Пожалуйста, никогда во мне не сомневайся. Я… — голос его резко обрывается. Но глаза выдают такую бурю, что с ней в одиночку не справиться. А потом она и вовсе сметает меня. — Аня, я люблю тебя.
Глава 23
«Украду тебя в первую минуту «завтра»…»
Мирон С.
_______________________
Можно ли привязать к себе человека? Подчинить? Можно ли сделать его своим навсегда?
Да, мои чувства к Ане принимают крайнюю степень собственничества, доходящего до абсолютного эгоизма. Но я всегда четко понимал, чего хочу.
Полные права — вот, что мне нужно от Тихони.
«Я тебя люблю»…
«Тебя люблю»…
«Тебя»…
Этим признанием обозначил все, чего желаю.
Но иметь контроль над ее разумом, сердцем, душой, вплоть до последней клеточки — это не просто желание, а жизненно важная потребность. Ну или нездоровая тяга. Сумасшествие. Притяжение… Не знаю, как данное чувство назвать. Может быть, зависимость? Или одержимость? Нет, это не то и не другое. Это гораздо больше, выше, сильнее… Больная любовь…
Но разве столь сильное чувство может быть собственническим?
В моем случае — да!
Не знаю, как это получилось. Все произошло так быстро, что я не успел опомниться.
Первая встреча. Первый взгляд. Первый взмах длинных ресниц…
Еще в кабинете приемной комиссии я понял, что пропал. Уже в тот момент подсел на новенькую, как на самую отборную дурь, и ни днем позже. Утонув в синеве ее глаз, сразу потерял голову. Аня была такой красивой, невероятно соблазнительной, и у меня не было ни единого шанса отвертеться. Я не мог не влюбиться в нее.