Мы с Магнусом заняли самый дальний ряд, чтобы не привлекать внимания. Он перекинулся с монархом парой фраз, а затем увлёк меня сюда. Места находились на возвышении, но в тени, так что нам было отлично видно всех, но сами мы при этом в глаза не бросались.

— В связи с этим, — продолжал император тем временем, — будут допрошены и осуждены в соответствии с приговором некоторые фигуранты дела, которых удалось задержать по горячим следам. Первым приглашаю Орлова Михаила Николаевича, абсолюта воздуха, входившего в состав моей личной охраны, — два магра высшей категории вывели Орлова к трону, на котором восседал Ярослав Иванович. — И прежде, чем мы дадим слово ему, я хотел бы выслушать показания менталиста Блока, который доложит нам о мыслях Михаила Николаевича.

— Теперь смотри внимательно, — едва слышно шепнул мне Магнус. Я, честно говоря, даже не уверен, что шепнул, а не передал мысленно, но шёпотом. — Орлов суетливо двигает руками, у него бегают глаза, да и вообще весь он — один сплошной тик. Не удивлюсь, конечно, что это после встречи со Штопором у него, но всё же. Смотри внимательно. Он знает, что виновен, но надеется избежать наказания. Точнее, не совсем избежать, конечно, за такие вещи не милуют. Но, по крайней мере, выжить.

Я смотрел. Всё внимание сосредоточил на Орлове. И даже приблизил его, словно у меня в глазах появился зум, как в камере телефона. Точнее, именно так и было. Какая-то из магий давала мне такую возможность.

Я видел трясущуюся нижнюю губу, ходящие ходуном руки и постоянно сгибающиеся-разгибающиеся пальцы. В порах кожи на лице скапливался пот, и я мог поставить что угодно на то, что пот этот был ужасно вонючим. От страха.

Вперёд вышел менталист Блок, а я в этот момент вспомнил, что его зовут Андрей.

— Михаил Николаевич Орлов, — начал он тоном самого натурального ботаника-заучки, которых в массе своей любят в учебных заведениях лишь перед экзаменами, — имел довольно тесные связи с Виталием Кирилловичем Разумовским. Они вместе планировали покушение на отца-императора Ярослава Ивановича Рюриковича из-за того, что он не допустил использование телепортов на территории Российской империи. Хотя, возможно, это было лишь предлогом, так как память Михаила Николаевича содержит информацию о том, что Разумовский собирался сделать своего сына Сергея Скуратова консорт-императором, женив на одной из принцесс.

— Я… я… я… нет! — запричитал Орлов, выслушав Блока до этого самого места. — Это всё не так. Он… он же заставил меня. Да… я… я же па-атриот до мозга костей. Я бы никогда. Я не предатель!

— Не предатель, как же, — хмыкнул Магнус себе под нос. — Не шлюха, а интим-волонтёр.

— После смерти Разумовского, — продолжал Андрей Блок, сверившись с какими-то своими записями и совершенно не обращая внимания на жалкого абсолюта, — Михаил Николаевич возглавил подпольную ячейку в Москве. Его завербовали из-за рубежа, пообещав трон в какой-нибудь европейской стране. Не в старой, конечно, а вновь образованной. И только после разрухи, которую там сейчас и производят. Михаил Николаевич согласился на это, не раздумывая.

— Это не так, — снова заблеял Орлов. — Мне угрожали, серьёзно. Проверьте… Мне и всему моему роду угрожали расправой, если я не приму предложение. Это правда! Проверьте.

— Проверим, — сказал кто-то за спиной абсолюта, и тот обернулся, но так и не нашёл, кто это сказал.

— А поняв, что Российская империя, скорее всего, выйдет из кризиса, решился на крайние меры, — продолжал Блок, постепенно входя во вкус и вещая уже гораздо интереснее. — Видя, что ещё несколько человек недовольны политикой отца-императора, он решил сговориться с ними, чтобы устранить императорскую семью, министра обороны и получить всю полноту власти. Так переговоры велись с Карякиным, Кошкиным, Пашковым, Шуйским, Тихоцким и Еремеевым. Прямым согласием на измену ответил лишь Карякин, с которым Михаил Николаевич имел общение раньше всех, в перерыве тайного совещания. Пашков обещал подумать, а все остальные наотрез отказались, решив сообщить императору об измене, но было уже поздно, так как прогремел взрыв в тоннеле.

— Я… я… я… — только и мог говорить Орлов, не веря, что всё это происходит на самом деле. — Простите меня!

— Сможешь сейчас дотянуться до его мыслей? — спросил меня Магнус.

— Если бы знал, как это делается, то обязательно, но я не умею, — мне, правда, было интересно, что думает сейчас этот человек.

— Сейчас освоим дошкольный вариант, — ответил мне пришлый маг. — А потом, когда будет момент, я тебя уже научу полноценной версии. Представь руку, растущую из твоего сознания. Ею тянись прямо к голове Орлова и погружай её в мозг. Так… Так… Отлично! Теперь почеши ему извилины! Да шучу, что ж ты! Попробуй установить связь. Но одностороннюю, чтобы ты слышал его мысли, а он тебя, соответственно, не чувствовал.

— А на что это может быть похожим? — рука сознания получилась у меня почти сразу, хотя и выглядела немного упрощённо, как будто ребёнок нарисовал. И дотянулся до Орлова я без проблем, даже руку погрузил внутрь и пощекотал тому мозг, отчего Михаил Николаевич смешно вздрогнул. А вот мысли его я не видел, хоть убей. — Куда смотреть? Что искать?

— Мне было проще всего представить огромный экран, на котором без перерыва бегут какие-то слова. Они разного размера, иногда связанные друг с другом, иногда нет. Порой их мало, а бывает заполнено всё. Цвета у них тоже разные и вес, — он реально рассказывал, как виделось ему, а я понимал, что этот экран есть, просто он вне зоны моей видимости, и мне надо… повернуться, тогда я всё увижу. — У других это было что-то вроде радио. У третьих мысли рисовались сразу картинами, у четвёртых…

Я поднял руку, призывая Магнуса замолчать, потому что увидел этот экран. И бегущие снизу-вверх, словно титры, слова.

— Помоги мне! Помоги мне Стрибог всемогущий! Если меня не казнят, я буду самым лучшим. Я буду самым хорошим. Я не стану делать плохо никому. Никогда меня больше не подобьют на преступление. Только пусть меня простят. Пусть всё забирают, но не жизнь! Хочу жить! Пожалуйста!

— Как же он жалок, — проговорил я, поворачиваясь к Магнусу. — И такого человека Разумовский выбрал себе в подручные? — мне это было на самом деле удивительно.