Шрифт:
Утром Алек поднялся с надеждой увидеться с Айной. Она должна прийти. Но подошло время обеда, а его никто не вызывал. Алек забеспокоился. Уж не случилось ли с ней чего-нибудь? Может быть, подвели моряки с «Энвер Паши»? Не удалось получить свидания? Впрочем, он, кажется, слишком нетерпелив. Ведь сегодня только первые сутки его пребывания в Турции. Отогнав от себя мысли об Айне, он принялся изучать тюремную жизнь.
Да, здесь, в стамбульской тюрьме, она совсем не походила на то, с чем он встречался раньше. Заключенные могли ходить из камеры в камеру, разговаривать между собой, заниматься обменом вещей и продуктов.
В тюрьме было пять больших камер, несколько изоляторов, несколько совсем маленьких клетушек. В первом этаже сидели самые бедные, во втором — те, кто побогаче, у кого имелась влиятельная родня на воле. Обитатели первого этажа в большинстве состояли в услужении у этой тюремной «аристократии». Места в камерах тоже распределялись в зависимости от состояния заключенного: победнее — у дверей, около параши, побогаче — у окон, ближе к свету и чистому воздуху. В отдельных маленьких камерах сидели «беи». Обо всем этом Алеку рассказал Чамлы, не отходивший от него ни на минуту. Он с энтузиазмом выполнял обязанности гида и, видно, очень гордился тем, что знает английский. Он же сказал Алеку, что в тюрьме сидит около двухсот человек. В основном это крестьяне и ремесленники.
Как только открылись двери, заключенные высыпали на дворик. Лучи солнца уже нагрели его правый угол. Ссорясь, толкаясь, выкрикивая проклятия, арестанты занимали места на теплых камнях. Они снимали свои рубашки и расправлялись со вшами. Остальные гуляли парами или по трое. Голоса заключенных заглушал непрекращающийся звук шаркающих по камням кованых ботинок. Кляк-кляк-кляк!
Тут же на дворе открылся базар. Один, похитрее, организовал «баню» и за несколько курушей за мешковой занавеской поливал счастливчика горячей водой. Два арестанта на сложенных во дворе очагах варили и продавали кофе, этот турецкий нектар. Они изо всех сил старались перекричать друг друга:
— Самый крепкий! Самый горячий! Самый черный с каймаком!
Конкуренция была жесточайшая.
К Алеку подошел Куру Али, улыбнулся, протянул руку:
— Селям!
— Селям!
Вездесущий Чамлы крутился рядом.
— Куру Али спрашивает, не хочешь ли чашечку кофе? Он платит.
Алек отказался. Судя по одежде, Куру Али был не очень-то богат, хотя заключенные смотрели на него с уважением. Видно, что Куру Али в тюрьме признанный вожак и пользуется авторитетом.
— А вот тот, видишь? — показал пальцем Чамлы на молодого паренька в тельняшке. — Тоже моряк. Устроили бунт на учебном военном корабле из-за плохой еды. А когда его спросили, почему он бунтовал, отдал честь и ляпнул: «Нет больше Турции. Англичане все захватили. Так жить больше нельзя. Почему же вы даете нам винтовки без затворов?» Его разжаловали и засунули сюда.
Чамлы рассказывал, за что люди сидят в тюрьме. Этот за неуплату налогов, этот за кровную месть, кто за убийство. Причина преступлений — споры из-за межи, земли, пастбищ, воды… Но всех арестантов объединяет ненависть к оккупантам. Неверных, как тут их называют, ненавидят и богатые и бедные. Куру Али важно кивал головой в знак согласия. Делал вид, что все понимает.
Алек с интересом слушал Чамлы. Хаос, происходящий в стране, наложил свой отпечаток и на тюрьму. Порядка никакого. Похоже, что и надзирателям наплевать на заключенных, на то, что они делают, как живут. Только бы не убежали.
Неожиданно раздались дикие вопли. Куру Али остановился. Двое «кофейщиков» бросились друг на друга: не поделили клиентов. У одного в руках сверкнул нож. Куру Али бросился к дерущимся. Ударил по щеке одного, потом другого, вырвал нож. Посыпалась отборная ругань. На шум прибежал надзиратель. Куру Али незаметным, ловким движением спрятал нож на груди. Заключенные начали успокаиваться. Опять застучали ботинки. Прогулка продолжалась как ни в чем не бывало.
Обед, прогулка, ужин, отбой… Так прошли первые сутки в стамбульской тюрьме. Алек все ждал, что его вызовут на свидание, но напрасно. Айна не пришла. Что же случилось? Опять тревожные мысли не давали покоя. Надо вооружиться терпением. Завтра она непременно придет.
9
Айна поселилась в семье Мюджиба. Дом был небольшой, но удобный, современный, с маленьким садом. Зийнет-ханум, мать штурмана, приняла ее с истинным восточным радушием. Отвела в отдельную комнату, просила ни в чем не стеснять себя. Она очень рада, что в доме появилась еще одна женщина. Будет повеселев. Сестра Мюджиба, Зульфия, ей недавно исполнилось шестнадцать, училась во французском колледже, но дух патриотизма, каким все было пропитано в доме, коснулся и ее. Она носила национальные турецкие одежды, восторгалась Кемалем-пашой и, узнав, что Айна русская, жена большевика, смотрела на нее, как на святую, ловила каждое ее желание.
Айне было трудно объясняться с турчанками, — они не знали английского, если не считать нескольких фраз, выученных Зульфией в школе, тем не менее жесты, улыбки, доброжелательность хозяек восполняли этот пробел. Они понимали Айну, а она их.
Как только Айна переоделась, она сказала Мюджибу:
— Я хотела бы сейчас же навести справки о муже. Скажите, куда мне пойти, к кому обратиться?
— Миссис Айна, во-первых, уже поздно и вряд ли вы застанете официальных лиц, во-вторых, не надо торопиться. Завтра с утра мы узнаем все, что вас интересует. Для нас все будет легче и проще. Подождите денек.