Шрифт:
Конечно, это не продлится вечно, и есть подозрения, что у американцев начинает появляться предчувствие упадка. За последнее десятилетие их гигантские вооруженные силы, по сути, потерпели несколько настоящих поражений. Политические и идеологические противоречия приблизились к кризисному порогу. Политики сознательно поощряли рост неравенства, что привело к опасному расслоению общества. Слияние топ-менеджмента и крупных корпоративных инвесторов (особенно руководителей страховых и пенсионных фондов), их баснословные оклады и бонусы (с которых платят 15 %, а не 35 % налогов) также зримо увеличивают неравенство. Сочетание регрессивных налогов, корпоративных хищений и вялого экономического роста привело к экономической рецессии и идеологическому взаимоотчуждению.
Американские внутренние противоречия не приводят к политическим решениям, потому что возникло две совершенно противоположные точки зрения относительно того, что делать. Первой точки зрения придерживается Республиканская партия, которая винит в экономических бедах страны раздутое правительство и для восстановления рыночного процветания предлагает жестко сократить его размер вместе с регулирующими полномочиями и налогами. Требование жесткой экономии для выхода из рецессии навевает неприятные воспоминания о стратегии «ликвидационизма», усугубившей Великую депрессию. Противоположную точку зрения отстаивают либеральные демократы, которые возлагают вину на крупные корпорации и банки, символически именуемые «Уолл-стритом», а в качестве выхода из кризиса предлагают больше государственного регулирования, больше перераспределительных налогов и кейнсианский путь к росту через увеличение государственных расходов. Нынешний политической тупик и особенно крайне реакционная, ориентированная на прошлое позиция Республиканской партии заставляют усомниться в способности Америки справиться с будущими огромными проблемами. Америка страдает от аномии, отсутствия общих для всех норм, а также от отчуждения, как в понимании Маркса, так и Дюркгейма (который утверждал, что аномия снижает социальную солидарность и тем самым способствует упадку).
Предлагаемые республиканцами меры жесткой экономии для широких масс и процветания для богатых преподносятся как средство создания рабочих мест, но богатые ведь потребляют не так уж много. Вместо этого они копят, создавая излишки капитала и снижая процентные ставки, что способствует росту потребительских долгов, которые в первую очередь и привели к рецессии. Это угрожает самим основам экономики массового потребительского спроса, на которой покоилось американское благополучие в послевоенную эпоху. Республиканская идеология также все сильнее обращается против науки, что не сулит ничего хорошего для будущего Америки. А ведь республиканцы имеют более сплоченную позицию в отношении экономической политики, чем демократы, главная проблема которых — внутренние раздоры. Это в последнее время позволяло республиканцам диктовать политическую повестку. Республиканцы былых времен отличались сочетанием звонкой идеологической риторики с прагматизмом политических мер. Однако фундаментализм свободного рынка более созвучен американской массовой культуре, чем государственное вмешательство. В период послевоенного бума реальная экономическая политика вылилась в «коммерческое кейнсианство» направляемых государством рынков и компромисса между частным капиталом и государственными учреждениями. И все равно политическая риторика того времени, особенно со стороны республиканцев, воспевала свободу рынков и свободу предпринимательства. На деле у американцев тогда появилось очень сильное и немалое государство, пусть они и делали вид, будто это вовсе не так. Сегодня призывы к свободе рынка дают политическое преимущество над противниками, поскольку эта идеология давно и глубоко укоренилась среди американцев, в отличие от представлений о пользе государства для общества. В результате американские избиратели и политики вполне могут оказаться невосприимчивы к политическому курсу, более соответствующему проблемам нашего времени.
У Соединенных Штатов есть и другие слабые стороны. Расходы на армию и здравоохранение более чем вдвое выше доли аналогичных расходов любой другой страны, при этом они дают довольно посредственные результаты как в военных вмешательствах за рубежом, так и по статистике смертности и продолжительности жизни внутри страны. Однако для политиков армия и частная медицина по-прежнему остаются священными коровами наряду с кредо «никаких новых налогов». Потому растранжиривание экономических ресурсов и увеличение государственного долга, скорее всего, продолжат создавать новые трудности. Изъяны во всех четырех источниках социальной власти вполне могут привести Америку к краху. Но мы не можем ничего утверждать наверняка. Американцы остаются очень изобретательными и трудолюбивыми. Их индустрии в целом сохраняют свой динамизм. Не исключено, что американцам еще удастся поправить идеологические, финансовые, военные и политические опоры своего дома. В противном случае, когда доллар утратит статус резервной валюты, американцы больше не смогут так просто брать крупные кредиты, и их армия придет в упадок — если, конечно, они не решатся резко поднять налоги, что кажется маловероятным. Рано или поздно в первой половине наступившего века американской гегемонии придет конец, и он едва ли будет выглядеть прилично.
Но и это не обязательно вызовет системный кризис капитализма. На смену американской гегемонии вряд ли придет какой-то один гегемон, будь то Китай, Индия или любое другое отдельное государство. Сегодня у них астрономические темпы роста, которые неизбежно снизятся до более привычных показателей, как только эти страны достигнут более зрелого уровня индустриального и постиндустриального развития.
Им также придется преодолевать собственные кризисы. Ни одна страна в будущем не сможет сравниться по своему могуществу с Соединенными Штатами в их недавнем прошлом. Человечество вступит в неизвестность, где придется перейти к многополярной политике с участием большего числа различных держав и к согласованной корзине резервных валют. Впрочем, многополярность была нормальным состоянием дел на протяжении истории человечества и сослужила не самую плохую службу мировой экономике. В первой половине XX века многополярная геополитика обернулась исключительно разрушительной войной. Однако ныне появились основания полагать, что межгосударственные войны уходят в прошлое особенно по мере того, как наконец и американцы утрачивают воинственность.
Перечень стран, относительно легко оправившихся от кризиса, укрепляет ощущение, что экономическая власть переходит от старого Запада к успешно развивающимся странам остального мира, включая большую часть Азии. Наиболее правдоподобный среднесрочный сценарий заключается в разделении экономической власти между Соединенными Штатами, Европейским союзом и четырьмя странами БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай), но при условии сохранения мира во всем мире. В экономиках стран БРИК, особенно России и Китая, государственное регулирование применяется куда больше, чем в большинстве западных стран и особенно США. Именно поэтому в среднесрочной перспективе капитализм, скорее всего, станет более государственническим.
Исчерпаемы ли капиталистические рынки?
Теперь перейдем к долгосрочной перспективе. Я начал со скептического отношения к самой мысли нахождения в капитализме неких генеральных «законов движения», которые регулярно приводят к системным кризисам. Далее я описал крупнейшие кризисы прошлого и настоящего не как единые и системные явления, а как каскады отдельных причинных цепочек, экономических и внеэкономических, которые причудливо накладываются друг на друга, иногда довольно случайным образом. Кроме того, кризисы весьма неравномерно затрагивали различные регионы мира и реагировали на изменения в геоэкономической и геополитической власти. Прошлые кризисы на самом деле не означали слабости всей миросистемы. Скорее, они указывали на географические сдвиги во власти в рамках глобального капитализма и глобальной геополитики.
В этой книге ни Иммануил Валлерстайн, ни Рэндалл Коллинз, говоря о возможном конце капитализма на всем земном шаре, не выводят свои прогнозы из предыдущего или нынешнего кризиса. Вместо этого они выделяют некие постоянно действующие тенденции капиталистического развития, которые, по их мнению, обрекают капитализм в будущем. Утверждается, что капитализм неспособен бесконечно поддерживать необходимые ему уровни прибыли и занятости. В качестве первого аргумента указывается на географические пределы роста возможных на планете рынков. Капитализм неуклонно заполняет всю Землю. Капиталисты развитых стран находили выход из фаз низкого роста, выводя производство в страны с более дешевой и менее регулируемой рабочей силой, соответственно, и с более высокими нормами прибыли. Это то, что называется «пространственным решением» или «пространственным закреплением» (spatial fix) [9] . Рабочие места когда-то перемещались с американского Севера на американский Юг, затем в Латинскую Америку, оттуда в Китай, во Вьетнам, и наконец этот процесс должен распространиться на Африку и Среднюю Азию. Коллинза особенно беспокоит экспорт умственной рабочей силы среднего класса в другие страны мира. Что же произойдет, когда все эти регионы будут освоены и капиталистические рынки заполнят всю Землю?
9
Изначально термин известного географа-марксиста Дэвида Харви, введенный им в работах «Пределы капитала» и «Новый империализм» для описания логики формирования новых географических ландшафтов в соответствии с потребностям капитализма, — Примеч. пер.