Первая попытка, можно сказать, удалась. Была весна. Любочка, чтобы не замочить красивые сапожки, старательно обходила лужи, в которых отражалось высокое небо с редкими облаками. Когда мы проходили мимо киоска с мороженым, она спросила:

– Ты какое любишь? Я сахарный рожок с шоколадом и орешками.

– А я фруктовый лёд. Завтра я куплю тебе мороженое. Обещаю!

В тот день, как назло, я был не при деньгах. Глупо проспорил Плетнёву последние сто рублей. Но завтра деньги будут, распотрошу копилку.

Наступило завтра, и всё пошло наперекосяк. Когда я, угостив Любу мороженым и проводив до дверей подъезда, возвращался домой, из-за угла выскочили её одноклассники, близнецы Сашка и Пашка. Они были на голову выше меня и в полтора раза шире, поэтому без труда поставили мне синяк под глазом и разбили губу, сказав, что так будет с каждым, кто осмелится провожать девочек из их класса.

Меня обидели, и я решил всё рассказать отцу. Хотелось, чтобы он пожалел, посочувствовал и утешил. А может быть, даже наказал хулиганов.

После ужина, перемыв посуду, что было в семье нашей с Кирей святой обязанностью, я рискнул:

– Папа, хочу тебя спросить…

Отец глянул внимательно мне в лицо и заметил, наконец, что мой левый глаз почти заплыл. Он не дал мне договорить:

– Дрался?

Я начал сбивчиво рассказывать, как было дело, но он меня прервал:

– Из-за девочки? Молодец. Горжусь. И, щелкнув меня по затылку, ушел в ванную. Было слышно, как он включил душ и начал плескаться, что-то напевая себе под нос.

Я подпирал плечом закрытую дверь и захлебывался слезами от растерянности, беспомощности и обиды. И от злости на Пашку и Сашку.

Пришлось мне самому так и этак ломать голову, как поступить. Собрать пацанов и набить морды этим из класса «Б»? Но вдруг ребята не согласятся поддержать? Скажут, разбирайся сам со своей любовью. Да ещё и на смех поднимут.

Друг у меня был в то время всего один – Лёнька Вихман. Но он отличался слабым здоровьем, часто болел и пропускал школу. И как раз тогда он тоже сидел дома с конъюнктивитом.

Проворочавшись чуть ли не полночи без сна, я принял решение не отступать. Пусть бьют хоть каждый день, но я не отдам Любочку тупым и наглым негодяям. А чтобы защищаться, запишусь на борьбу или на бокс. Настанет день, и они запросят у меня пощады.

С утра я нетерпеливо ждал окончания уроков. Объяснения учителей пролетали мимо меня. Хорошо, что в тот день меня не спросили ни по одному из предметов – нахватал бы как минимум троек.

Как назло, классная задержала нас после уроков. Говорила что-то о какой-то экскурсии. И когда я вышел из школы, Любочки уже нигде не было.

Я догнал Любочку на полпути к её дому. Она шла в сопровождении Пашки и Сашки, смеялась и лизала мороженое. Пашка нёс её рюкзак, а Сашка мешок со сменкой. На меня она даже не взглянула. Как будто я был пустым местом.

С тех пор я стал презирать девчонок. И больше никогда не пытался напроситься на разговор ни с отцом, ни с мамой. Но обещание, которое дал самому себе, выполнил. Записался в секцию рукопашного боя, хотя мне стоило большого труда уговорить маму написать заявление и заполнить какие-то там анкеты.

Я до сих пор не бросил рукопашный бой. Потому что в нашей группе замечательные ребята и вполне зачетный тренер, мастер спорта Максим Евгеньевич. Говорят, он служил в армии в горячих точках.

Всю неделю, входя утром в класс, я боялся, что Кристины не будет. Мало ли что может случиться. Заболеет, отпросится по семейным обстоятельствам или вообще решит сменить школу. И когда она переступала порог класса, мир вокруг менялся. И я сам становился другим. То с умным видом о чём-то рассуждал, то к месту и не к месту шутил. Я и уроки стал делать тщательнее, чтобы не показаться тупым идиотом в её глазах.

Зря я опасался, что новенькая не впишется в наш коллектив. За первую четверть Кристина успела подружиться почти со всеми девчонками. С ребятами разговаривала спокойно и доброжелательно. Никогда не отказывалась, если просили объяснить решение трудной задачи. А мне уже мало было просто смотреть на нее издали. Я мечтал быть рядом. Вместе идти куда глаза глядят, держась за руки. Но почему-то не решался подойти и заговорить. Если она оказывалась близко, у меня язык переставал ворочаться и забывались даже самые обычные слова.