Я с ужасом смотрел, как гибнут один за другим последние вымпелы 10-ой «линейной». Как взорвался «Поспешный», как пропал сигнал с «Сивуча», вырезанного до последнего члена экипажа, как был выведен из строя и превратился в беззащитный остов тяжелый крейсер «Транзунд». В секторе боя действующими из группы Красовского оставались лишь два корабля. Это был флагман самого контр-адмирала Красовского и прикрывавший «Екатерину Великую» крейсер «Пантелеймон».

Который, потеряв возможность маневрировать из-за разрушения двигательных установок, завис в безвоздушном пространстве, прикрывая своим корпусом правый борт нашего авианосца. В это время польские крейсера стервятниками кружили вокруг, вгрызаясь непрекращающимися залпами в броневую обшивку последних русских дредноутов.

«Пантелеймон» и «Екатерина Великая» отвечали врагу заградительным огнем своих последних орудий. На авианосце итак их было немного, всего шесть батарей среднего калибра, две из которых к этому моменту уже молчали. На крейсере ситуация оказалась не лучше, но тут хотя бы работала главная батарея. Несмотря на это совокупного огня нашим хватало лишь для того, чтобы не подпускать к себе слишком близко вражеские крейсера, которые поначалу было намеревались несколькими таранными ударами разделаться с русскими кораблями, однако пока не решались подходить, опасаясь сгореть в потоках плазмы.

Тем не менее, участь «Пантелеймона» и «Екатерины Великой» была предрешена, сколько не отстреливайся, враг все равно задавит числом и, сократив палубные батареи русских кораблей до безопасного для себя количества, осуществит задуманное. Кажется, безысходность ситуации понимали все, и Александр Михайлович Красовский, вжавшийся в свое кресло и кусающий до крови губы в бессилии, что-либо сделать, и адмирал-подпоручик Мариуш Вишневский, снова почувствовавший себя на коне и радостный уже от того, что не предстанет перед своим отцом в качестве побитой собаки…

Однако в секторе оставался еще один корабль, который до сих пор не принимал участия в битве, оставшись после форсажного прыжка эскадры 10-ой «линейной» далеко позади. Этим кораблем был мой «Одинокий». Вымпелы Красовского гибли в противостоянии так быстро, что я даже не успел к ним присоединиться, и все это время, пока шло сражение, решал, как эффективней вступить в схватку. Безусловно, у меня еще оставался вариант повернуть обратно к Херсонесу-3, и не думаю, что кто-либо упрекнул бы меня за это. В той безнадежной ситуации, которая сложилась в секторе битвы для русской боевой группы, каждый капитан должен был действовать на свое усмотрение, прежде всего спасая собственный корабль и экипаж.

Но, убегать я изначально не собирался, иначе вообще бы не погнался за Красовским, пытаясь уговорить этого самодовольного упрямца отказаться от преследования поляков. Так что, если отступать не вариант, пора начинать действовать. Погибать безвестно я не желал, поэтому надо было придумать нечто такое, что бы могло нанести противнику максимально серьезный урон…

А самым существенным уроном для поляков явилась бы гибель их флагмана, безусловно, заодно с юным и горячим адмиралом Вишневским. Просто так бездумно входить в сектор, принимая на себя удары сразу нескольких дредноутов противника, пара из которых тебя непременно свяжет фронтальной артдуэлью, а еще парочка зайдет во «фланг» и «тыл», мне не хотелось. Поэтому все время, пока поляки с дальних дистанций обстреливали «Екатерину Великую» и «Пантелеймон» я по широкой дуге огибал построение противника, подбираясь к той точке пространства, откуда совершив прыжок на «форсаже» смогу по итогу очутиться непосредственно рядом с полюбившимся мне «Королем Владиславом» — авианосцем Мариуша Вишневского.

Поляки, включая их горячего командующего, так увлеченно разбирались с последними кораблями Красовского, расстреливая «Пантелеймон» и «Екатерину Великую» как в тире, что по-прежнему не обращали на мой крейсер, тускло мерцающий на тактических картах где-то на окраине, никакого внимания. Мне показалось это странным и немного даже обидело, как это «Одинокий» шляхтичи ни во что не ставят. Однако надо было радоваться, что тебя не замечают. Потому, как я спустя двадцать с лишним минут лёта достиг-таки тех самых координат, из которых можно было по прямой рвануть к флагману Вишневского…

Единственное, перед тем, как подходить к вражескому авианосцу на расстояние работы палубной артиллерии и открывать по нему огонь, необходимо было обнулить все имеющиеся на «Короле Владиславе» защитные энергетические поля. Флагман Вишневского, так уж случилось, оставался единственным кораблем в хоругви с действующими силовыми экранами, и в этом случае, вступать с авианосцем в дуэль, означало тратить на его уничтожение гораздо больше времени, чем я и мои канониры могли себе позволить. Любая задержка в данном противостоянии будет стоить жизни «Одинокому» и его команде, пан-адмирал Вишневский не будет просто так сидеть и ждать, пока его корабль уничтожат, он обязательно пошлет навстречу «Одинокому», а вернее, ему в обход, свои легкие крейсера и тогда нашей с Алексой и остальными ребятами судьбе никто не позавидует.

Разделаться с «Королем Владиславом» или на польский манер «Крулем Владиславом» мне нужно было за кратчайшее время, а это означало, что ни одного силового щита на вражеском авианосце, к тому моменту, когда «Одинокий» к нему приблизится на максимально эффективное для стрельбы расстояние, не должно быть и в помине. Каким образом это можно было осуществить? Тут особо гадать нечего — посылаешь к дредноуту противника своих «соколов», и дело с концом. Благо все условия для успешной атаки моей палубной эскадрильи имелись.