В окно ветви берёз лезли – еще голые, но почки уже набухли. Весна. Чуть-чуть подождать, и слизнёт прорвавшаяся из-под земли зелень грязь на газонах, солнце высушит тротуары, ветер будет заметать пыль вдоль бордюров. Вечером свет фонарей сквозь листву. Скорее бы! Лета, тепла хочется. Уехать…

Ну что ты в окно уставилась? Посуду иди мой. Размечталась.

Он ушёл полчаса назад, уже темнеть стало.

Стою, смотрю, как струя течёт из крана. Посуда грязная на дне раковины. Выключила воду – не хочу мыть. Потом.

В комнату. Постель распахнута, одеяло комом. На тумбочке круглый винный отпечаток от бокала. Чулок белый на полу съёжился. Где второй? Ага, вот он – между подушками.

Всё убрать. Будто ничего и не было.

Люблю ли я его? Нет, наверное, хотя могла бы. А он меня? Дело не в любви, в свободе. Он самец – красивый, уверенный в себе, мечта многих. И я могу быть с ним. Свободна от всего. Одна.

Что ты на меня смотришь сверху? Да, могу!

Колечко, которое нравится, от которого на цыпочки привстаёшь, купить могу? Позволено? Пускай ненужное, но дух от красоты захватывает – моё, хочу! Вот и здесь так же… И не завидуйте, дуры, у меня свобода есть: ни мужей, усталых и пьющих, ни детей – я могу получить то, что хочу! На вас не оглянусь…

Что тебе ещё надо? Эй ты, смотрящая сверху?

Все праздники похожи. Новый год. Елка. Наряжаешь. Огоньки. Ждёшь. Веселье, конфетти цветное на полу, хлопушки, мишура. Шампанское, маски дурацкие, танцы. Из гостей – домой, тёмными ночными улицами, пустыми и тревожными. Светает уже. Усталость. Спать до обеда. Одиночество, включённый телевизор без звука – кончился праздник. Ещё неделя, и ёлка осыпаться станет – на помойку её. Всё!

Вот и сейчас прибираюсь – словно сухую хвою выметаю.

А как ты хотела? Долго и счастливо и умереть в один день? Не смеши. Тебе это надо? С ним?

Никто мне не нужен. Сама справлюсь.

Комнату за комнатой… с тряпкой в руке – чтобы следов не осталось.

Посуду помыла.

Куртку накинула, сигарету в мундштук, окно нараспашку. В доме напротив окна жёлтым в темноте светятся.

Не раскисай. Делом займись.

В кресло, поджав под себя ноги. Блокнот раскрыт, кончик карандаша прикусила.

Так… Что там в нашем инкубаторе делается? Хорошее название Стас придумал.

Чиновник, Строитель и Кондратьев. Надо бы Кондратьеву тоже какую-нибудь кличку дать… да не приклеивается пока. С первыми двумя – ясно, прозрачные они, как стекло. Их хоть сейчас в разработку. Но это пускай Стас решает, я своё дело сделала. А вот Кондратьев… По сравнению с этими двумя он мелочь пузатая. Я бы с ним не связывалась, мороки много, а выход нулевой. И Стасу об этом говорила, но он почему-то вцепился. Верит, что всё получится, что не ошибся, как тогда с Игнатенко.

Кондратьев

Не просчитывается слабое место. Настолько беспринципен, что ухватить не за что. Ускользает…

Хорошо, давай ещё раз по порядку.

Деревенский мальчишка, приехавший покорять столицу. За спиной – тяжелое детство. Учился хорошо, но в багаже – культуры ни на грош.

Целеустремлён. Интуит. Повадки зверя – знает, что нужно лезть наверх, не задумываясь, зачем это делать.

Здоров. Женщинами на стороне не интересуется. Чувство любви к ближнему полностью отсутствует. На семью – плевать.

Абсолютно неприхотлив в быту. Неважно, что есть и где спать.

Жадный? Вроде нет… Скорее безразличный. Потребности минимальные, поэтому не сравнивает себя с другими.

Цель? Сейчас деньги. Но тоже как-то странно… Деньги не для того, чтобы что-то приобрести, поменять образ жизни, а деньги, как некая абстракция – чем больше, тем лучше. Нечто подобное, как я понимаю, было, когда он занимался наукой: защититься, занять ответственный пост – лезть вверх по карьерной лестнице. Зачем? – такого вопроса перед ним не стояло. Интуитивное понимание: так надо – не требующее осмысления. Наука как таковая его не интересовала.

Ну, вот и за что здесь зацепиться?

Чёрт! Что за привычка грызть карандаш? Когда я от неё избавлюсь?

Чаю хочется. Горячего, крепкого.

Чашка белого фарфора, блюдце кажутся настолько тонкими, что вот-вот звонко треснут, не выдержав тяжести налитого чая. Поднимается пар, закручиваясь дымчатой размазанной спиралью.

Первый глоток обжигает.

Я, конечно, могу его уложить в постель. Только зачем? Он и так открыт. Да ему и скрывать-то, похоже, нечего.

Надо с другого края зайти… Чем он гордится? Почему себя любит?