И не просто на меня, а словно внутрь меня.

И тогда жар ощущается уже не только на макушке, он рождается у меня в груди и распространяется по всему телу. Как в фильмах, когда взгляды главных героев встречаются и время вокруг них замедляется, пока звучит какая-нибудь глупая романтическая песня. В нашем случае вместо гитар слышен только отдаленный голос священника и беспрестанное сопение Джонни Пирсона со своего обычного места в заднем ряду. Я с трудом вспоминаю, как дышать, а мое сердце колотится о ребра.

Что-то хватает меня за плечо, и я вздрагиваю.

– Мигуэла, что ты делаешь? Немедленно возвращайся в церковь, – шепчет бабушка на испанском, поднимая меня на ноги своими костлявыми пальцами.

– Боже, абуэла, ты напугала меня.

– Мы уже много раз говорили о том, чтобы ты не разбрасывалась именем Господа так, словно оно не имеет никакого значения. – Она замечает книгу в моих руках. – Фу! Я должна была догадаться. Им следует сжечь все книги этого человека. А теперь убери ее и возвращайся. – Затем она бросает взгляд на дверь. – И на что ты так пристально смотрела?

Парень!

Я поднимаю взгляд, но незнакомец уже исчез. Огромный дверной проем пуст.

Черт возьми.

После мессы прихожане собираются на лужайке перед церковью. Бабушка разговаривает с соседями о запеканках, необычно теплой погоде и других умопомрачительно скучных вещах, когда кто-то хватает меня за шею.

Я собираюсь ударить напавшего – не зря же занимаюсь боевыми искусствами, – когда вижу лицо Рагуила, ухмыляющегося мне через плечо, волнистая копна оранжевых волос закрывает один из его голубых глаз. Его называют Рейджем [3] , что иронично, поскольку он самый дипломатичный и дружелюбный человек, которого я знаю.

– Тебе повезло, что я не перекинула тебя через плечо прямо на церковной лужайке, – спокойно говорю я.

Он обнимает меня за плечи и подмигивает:

– Да ладно, мы оба знаем, что ты этого не сделала бы, даже если бы могла.

– Надо же, спасибо, сэнсэй [4] . Где Барри?

Словно отвечая на мой вопрос, нескладная электронная версия «Red Solo Cup» [5] эхом разносится по улице. Все оборачиваются, когда самый большой и нелепый грузовик, который я когда-либо видела, подъезжает прямо к церковной лужайке. Он жемчужно-белый, с зеркально блестящей алюминиевой отделкой и шинами, которые кажутся выше меня. У него мигающая красная лампочка сверху и гораздо больше стоек на крыше, чем может понадобиться одному человеку. Пока мы глазеем на это, тонированное стекло со стороны водителя опускается, и я вижу лицо Барри, озаренное гордостью.

– Этот мальчик всегда такой незаметный, – слышу я голос бабушки, которая выглядывает из-за моего плеча.

– Да, Барри определенно любит эффектные появления, – улыбаясь, отмечает Рейдж.

Мы с ним подходим к грузовику.

– Барри! – Я пытаюсь перекричать громкий рев двигателя. – Что это за машина?

– Нравится? Она новая. Я назвал ее «Пегас». – Он с улыбкой похлопывает по приборной панели, как будто это собака.

Я смеюсь:

– Не думала, что ты любишь мифических существ.

– А кому не нравятся крылатые лошади? Да и я же твой друг, – подмигивает он.

Стоит сказать, что размеры Барри идеально подходят для нового грузовика. Он вырос на ферме и выглядит соответственно. Предплечья как стволы деревьев, загар ровно под рукава футболки, а на его лице постоянно играет улыбка пятилетнего мальчика, который только что украл у тебя последнее печенье. Рейдж выглядит стройным и стильным в своей воскресной одежде, но Барри?.. С закатанными рукавами и мятым галстуком он выглядит… совершенно неподходяще одетым для церкви. Я указываю на передвижной арсенал Барри за сиденьями:

– Смотрю, оружейная стойка тоже выросла. Ожидаешь неприятностей после мессы?

– Нет, но начался сезон охоты, милочка! Давай, Рейдж, язычница уже забронировала нам столик.

Я закатываю глаза.

– Ты знаешь, что Зи не нравится, когда ее так называют.

– Что ж, ты видишь ее здесь по воскресеньям, страдающей на мессе вместе со всеми нами?

Рейдж забирается на пассажирское сиденье и оглядывается на меня:

– Ты идешь? «МакКарти»? Красно-бело-синие блинчики?

У меня текут слюнки при мысли обо всей этой вкуснятине.

– Не могу. Мне надо на работу.

Бабушка с ее сверхострым старушечьим слухом широкими шагами подходит к грузовику.

– Ты же не собираешься опять работать в день Господень, Мигуэла?

Разве недостаточно того, что я одеваюсь в эту нелепую девчачью одежду и сижу в этой душной церкви по часу каждую неделю? Кроме того, что она знает о работе? Да, она волонтерит по всему городу, но каково это – быть рабом за минимальную зарплату? Она ничего об этом не знает. Я люблю бабушку, но это уже слишком.