— Нет, Маро, я не верю всему тому, что ты рассказываешь, — сказал я. — Не таков Каро. И я никогда не расстанусь с ним. Я всюду буду следовать за ним, куда бы он меня ни повел.

Маро рассказала мне о том, как однажды ночью Каро убил одного из своих товарищей, молодого армянина из Индии, которого подозревал в том, что тот выдает его тайну. Она сказала мне, что даже может показать мне труп этого индийского армянина, так как убийство произошло всего несколько дней тому назад. Но она не решалась, видимо, говорить со мной более откровенно, т. к. боялась своего отца.

— Я буду всегда верен Каро и никогда не изменю ему.

— Да, милый, с ним нужно быть таким, — сказала Маро, успокаиваясь. — Ведь я не говорю, что он нехороший человек. Он нехорош с нехорошими, с теми, кто идет против него. Но его каменное сердце сразу смягчается, когда он встречает какого-нибудь бедного или несчастного человека. Сколько раз я видела, как он посещает хаты беднейших крестьян и помогает им деньгами. Он готов последний свой кусочек отдать другому, когда видит, что кто-нибудь нуждается…

— А каковы по-твоему Аслан и Саго?

— Аслан хороший, но Саго я не люблю, он нехороший. Ты знаешь, Фархат, однажды мы стояли с ним вдвоем и разговаривали и вдруг эта лиса — ведь он похож на лису, не правда ли — обнял меня и сказал: «Милая Маро, дай поцелую тебя!». Я отскочила от него и дала ему звонкую пощечину. Чуть было его косые глаза не ослепли!

— А если я скажу — дай поцеловать тебя, — мне тоже ты дашь пощечину? — спросил я.

Она ничего не ответила, только засмеялась.

Я склонился к ней и наши уста слились в долгом и жгучем поцелуе. Мы ничего не обещали друг другу — ни вечной любви, ни вечной верности. Мы ни о чем подобном не говорили. Но сердце своим тайным языком сказало сердцу все самое священное, самое божественное, все то, что лишь сердце способно понять.

— Ну пойдем, — сказала наконец Маро, очнувшись от глубокого восторга.

— Который час? — спросил я.

Она посмотрела на небо и ответила:

— Уже полночь.

Мы встали.

Мы шли по извилистой дороге. Я совершенно не помнил, как прошел по этому пути. Чтобы я делал, если бы Маро не нашла меня? Ведь я не только ночью, но и днем бы не нашел дороги в хутор Асо.

Маро шла прижавшись ко мне, волнуя меня своей близостью. Она без устали говорила, переходя с одной темы на другую. Говорила о том, как она горевала бы, если б ей не удалось найти меня и как она искала бы меня всю ночь, о том, что место, где я лежал, очень опасное, оно называется Ганли-Дара, что значит Кровавое ущелье, и что в этом месте нередко находят трупы убитых людей. Она радовалась, что со мной ничего не случилось. Кроме того, тут люди подвергаются опасности и со стороны зверей, особенно, если у них нет при себе оружия. Она упрекала меня за то, что я не был вооружен и говорила, что нужно всегда иметь при себе хоть пару пистолетов и кинжал.

— А как же ты не убоялась пойти сюда безоружной, — спросил я.

— Как же можно ночью ходить невооруженной, — ответила она, смеясь над моей наивностью и показала два пистолета, которые были у нее за поясом.

Если б был день, то Маро заметила бы, как я покраснел от стыда.

Когда мы пришли, дома все спали. Дверь открыл Мхэ, который сообщил нам, что хозяина нет, и что мои товарищи еще не вернулись «с поездки». Видимо, их что-то задержало.

Асо был в поле. Все лето он проводил под открытым небом и лишь зимние холода заставляли его возвратиться домой. Маро накормила меня ужином, приготовила мне постель и, пожелав спокойной ночи, ушла спать.

Утром я проснулся поздно. Долгий сон укрепил меня и я чувствовал себя здоровым и бодрым. И в сердце было как-то веселее, чем прежде. Мир казался мне прекрасным и милым. Сердце горело любовью к той, которая любила меня.

«Прелестная Маро исцелит тебя», — вспомнились мне эти слова Саго. Он сказал правду, думал я, хотя и произнес он тогда эти слова с язвительной иронией.

Я снова опустил голову на подушку и стал глядеть на лучи, которые падали на постель. В этих лучах играли мириады пылинок, горящих разноцветными огнями. Вот что значит свет, подумал я, ведь вся эта комната представляет из себя море таких пылинок, но пылинок этих не видать в бесцветном воздухе, а между тем в этой тонкой полоске света как они ясно видны! А если бы был мрак, то я не видел бы ничего, даже и самых больших предметов. Ах, какая прекрасная вещь свет, который открывает глаза человеку и дает ему возможность видеть. То же самое бывает и в жизни. Когда царит умственный мрак, то люди не замечают даже самых крупных своих недостатков, даже не видят пути, по которому они идут. Не знают, куда он ведет и не замечают препятствий, которые их ожидают, о которые они спотыкаются и падают. Они ничего не видят и блуждают в темноте…