Ее мать, тетка Анастасия, услышав от Машеньки, что она забеременела от него, руками всплеснула: «Что же ты, дочка, себя и нас всех опозорила. Я ж вижу, что ты не такая какая-то стала. И люди перешептываются, увидев меня». Машенька в волнении ответила: «Маменька, Ванечка вчера сказал, что замуж меня возьмет. Скоро у нас свадьба будет. А люди, которые перешептываются, — злые. Добрые люди не позволят так себя вести».

Но Ванька и рад бы взять Машеньку в жены, да мать его категорически была против. Сказала: «Не смеши людей. Чтобы хозяйство в семье вести, тебе нужна крепкая и здоровая баба. А не пигалица. Отслужишь армию — найдешь другую. Вон иди утопи котят, — тетка Авдотья показала сыну на помойное ведро с водой. — Кошка у нас опять окотилась!» В углу избы, около старинного сундука, кошка облизывала котят, которые тыкались в ее живот. Ванька знал железный характер своей матери, потому и не перечил ей ни в чем. Взял котят, они тихо и беспомощно мяукали и вырывались из его рук, спустился с крыльца и на березовом чурбане поочередно начал рубить им головы. Рубил неторопливо, думая совершенно о другом, и после каждого удара равнодушно рассматривал, как бьется в конвульсиях обезглавленное тело каждого котенка.

Стоял жаркий месяц июль. Оранжевое солнце клонилось к закату. За деревней на пойменном лугу безутешно плакал чибис.

Впереди избы Кузнецовых, среди старых ветел, находилась мазанка. Последнее время влюбленная пара встречалась в ней. После работы по хозяйству Машенька умылась, привела себя в порядок и пошла туда отдыхать. Сегодняшний день показался ей годом. Она нестерпимо ждала своего возлюбленного. Ее очень интересовало: «Что сегодня ответила ему мать по поводу их свадьбы». Ванька в мазанку к Машеньке пришел поздно, хмурый и неразговорчивый. Машенька сразу догадалась, что ничего утешительного Иванушка ей не скажет. «Ну и что? — мысленно успокоила она себя. — Он же все равно ее и ничей больше!» Вскочила с кровати и обняла его. Ванька, легонько отстранив ее, сказал: «Дай мне нож, я буду делать тросточку!» Машенька выдвинула из стола ящик, взяла из него большой нож и подала Ванюше. В Тенекаеве в каждом доме хлебопечением занимались хозяева. Кузнецовы тоже сами пекли хлеб. Этим ножом они часто резали его, когда он был горячий и пышный, поэтому на него всегда налипали крошки. «Дай я его вымою, — попросила Машенька. — Да к тому же он еще тупой!» — «Ничего, — дрожащим голосом промолвил Ванька. — И такой сгодится!» Машенька зажгла керосиновую лампу (в те годы в Тенекаеве электричества и в помине не было) и опять легла на кровать, пристально наблюдая, как живо в руках ее жениха вырисовывались на простой палке красивые узоры. Она была счастлива, что, Ванюшка, ее любимый человек, сидел на краю кровати рядом с ней. И не обращала особого внимания на его, как ей казалось, наивные вопросы. В них она находила беспочвенную ревность. А говорят: «Если ревнует, значит любит». Он ее спросил: «А ты будешь с другими ребятами гулять, когда меня призовут в армию?» — «Глупенький, у меня же будет ребенок, куда я от него денусь!» — «А если я женюсь на другой, ты тоже за кого-то замуж выйдешь?» — «Ну, если ты мне изменишь, не буду же я весь свой век одна коротать!» Ванька будто того и ждал. Как обезумевший бросился на Машеньку, подмял ее под себя и начал этим тупым ножом, с налипшими хлебными крошками, пилить ей горло. Машенька инстинктивно изо всех своих сил оттолкнула Ваньку, и нож выпал из его рук. Тогда он еще более рассвирепев, начал судорожными руками раздирать надрезанное горло. Затем одной рукой сдавил Машенькино лицо, другой стал шарить по постели нож. И в этот момент Машенька вырвалась из-под Ваньки и побежала не домой, чтобы не пугать и без того расстроенную мать, а к своей тетке, что недалеко от них жила. Торкнулась в дверь крыльца, но она была запертой. Побежала к калитке забора. И ее не открыла. Тогда она в паническом страхе, позабыв о своей беременности, с бешено колотящемся сердцем, перелезла через досчатый забор и по дворному мосту влетела в тетушкину избу. «Кто это?» — спросила проснувшаяся тетка Лукерья. «Это я, Маша, попить пришла!» — «А-а, чашка там на столе, ведро с водой на кухонной лавке! Хочешь пей чай, самовар еще горячий», — ничего не подозревая, сказала тетушка. Машеньку и вправду мучила жажда. Она думала, что ничего особо страшного и не произошло, но когда начала пить, вода стала выливаться из гортани на пол. «Ты чего плещешь воду-то?» — спросила Машеньку тетушка. И услышала на кухне грохот. Это у Машеньки, осознавшей свою трагедию, подкосились ноги. И она упала. Тетушка быстро зажгла лампу, подошла к Машеньке и увидела ее всю в крови, с надрезанным горлом. Как потом оказалось, весь путь, где бежала Машенька, был полит кровью. И дверь на крыльце, и калитка забора, которую Машенька впопыхах не могла открыть, и то место, где Машенька перелазила через забор, и половицы дворного моста. Тетушка Лукерья, очумевшая от страха, побежала к Машенькиной матери Анастасии. Разбудили брата Василия, тот сбегал на конный двор, запряг лошадь и повез ее в Пильну, в районную больницу. Он в то время председателем колхоза был. Довез до переправы речки Пьяны и сказал: «Если скажешь мне кто тебя порезал, то я тебя повезу в больницу, если не скажешь, я поверну обратно и умирать будешь дома!» Машенька долго не признавалась. Брат сердито спросил: «Ванька что ли?» Машенька, обливаясь слезами, утвердительно ответила: «Да, Ванечка, но очень прошу и тебя, и всех, пожалуйста, не судите его». Эти слова Машеньки были последними. Не доехав до больницы, она скончалась от потери крови. Ванька, боясь возмездия, скрылся. Через четыре дня его нашли и отправили в милицию.

Спустя месяц, осенним слякотным утром из Пильнинской милиции в село Тенекаево приехали три всадника. Два милиционера и Ванька Бахарев с завязанными назад руками. Остановились они у клуба. Раньше на месте его здесь стоял красивый двухэтажный дом, в котором когда-то до революции 1917 года жил барин Волков со своей семьей. Невдалеке виднелись три пруда. Тогда по глади их в летнее время плавали белоснежные лебеди, а по берегам росли ракиты. После революции в этом барском доме образовали школу. Потом она сгорела. И на этом месте совсем недавно построили клуб, где и судили Ивана.

Народу собралось столько, что клуб не вместил всех. Некоторые стояли на улице. Судьи опрашивали свидетелей: «Кто видел Бахарева Ивана в тот день, когда произошло убийство Марии Кузнецовой?» Одна молоденькая девушка ответила: «Я видела. Утром. Он рубил головы котятам. Они ползали по траве, пищали, а он брал их и… совершенно трезвый…» — «Так, так, значит, репетицией занимался, — отреагировал судья и спустя минуту добавил. — Убийство квалифицируется умышленным». Люди ловили каждое слово судьи. Как от брошенного камня в большом пруду рождаются волны и распространяются до самого берега, так от судьи слова передавались друг другу до самых задних рядов и на улицу. Когда приговорили Ивана Бахарева к восьми годам лишения свободы, по залу пробежало глухое волнение. Тогда такие происшествия случались очень редко.

В начале суда много нареканий было на Ивана. Затем люди смягчились, услышав из показаний, что Иван без ума любил Машеньку и предпринял убийство в запальчивости, после запрета его матери жениться на ней, которая, естественно, не ожидала такого исхода.

По окончании суда Ванька вышел на улицу и, увидев свою мать плачущей, сказал: «Мать, не подходи ко мне!» То ли из-за того, чтобы самому не разреветься, то ли из-за обиды, что она не разрешила ему брать Машеньку в жены. Вспрыгнул на коня, на котором приехал из милиции, и по привычке пропел частушку, но уже не как прежде веселую и задорную, а скорбную и горькую, видимо, им заранее сочиненную:

Тут бабы взвыли, как на похоронах. Милиционеры взобрались на своих лошадей. Опять завязали Ваньке руки. И поехали.

Примерно через год (или два) Ваньку Бахарева видели, как он однажды поздним вечером крался к своей избе. Говорили, что его отпускали за столярным инструментом, чтобы делать главному начальнику лагеря мебель.

После отсидки срока Ванька Бахарев в свою деревню не вернулся.

Эту историю мне рассказала моя теща, Мария Ивановна Дерябина (Бахарева по мужу), проживающая в то время в с. Тенекаево. Она присутствовала на том суде. Было ей в ту пору тринадцать лет.

Еще она говорила, что Иван Бахарев (однофамилец ее мужа) прожил очень долгую жизнь. Последнее время жил где-то в Москве у родственников. Когда М.И. прочитала ему его частушку, он удивился ее памяти. И по его щекам покатились непрошеные слезы.

Николаю Федоровичу Захарову 53 года. Он поэт. К сожалению, до сих пор неизвестный даже в литературных кругах. Родом из Выксы. Рано лишился матери. Отец в дом привел чужую женщину. Она его и воспитывала. Когда умер отец, выставила его за дверь, сказав: «Здесь твоего ничего нет. Иди на все четыре стороны!»

В молодости кто-то деньги зарабатывает. Наживает квартиру, машину, дачу. А он по стихам с ума сходил. Встретились мы где-то в конце 60-х годов: Анатолий Алексеев, Владимир Смирнов, Иван Борькин и Николай Захаров. Посещали тогда в Доме журналистов поэтическую секцию, которую вела горьковская поэтесса Татьяна Кушпель. Из них я был самый старший. Но все мы одинаково в то время болели Сергеем Есениным. Виктор Кумакшев даже статью написал в «Ленинской смене» о Николае Захарове как об имажинисте. Видимо, в стихах у него было что-то такое.