Традиции & Авангард. №4 (19) 2023 г.
вернуться

Коллектив авторов
Шрифт:

«Под звёздами, насквозь пробитыми…»

Под звёздами, насквозь пробитыми,Дымясь горючими словами,Семиты рубятся с семитами,Как со славянами славяне.Крушатся жизни, земли, правила,Свистит фугасная фонема,И лупит ПВО ИзраиляПо странным звёздам Вифлеема.И, вынянченное, взращённое,Укутывают в плащаницуМладенца тело умерщвлённое,Накидывают на ослицу.О, жено, жено, как ты немощна,Как безголоса в этих сварах,Где не молитва воет всенощна,А матери на тротуарах.И посредине остывающихОстатков городской застройкиЛежат тела врагов-товарищейВ одеждах цифровой раскройки.Смирись, не вспомнить поколения,В каком бы материнство нашеНе обесценивалось тлениемДетей, одетых в камуфляжи.Они посчитаны по осени,На них благословенье мирта.Но ангел не велит Иосифу:«Беги в Египет». Нет Египта.

Космос

Заговорили о судьбе, о том,В каком мы все сеченье золотом?Что космосом зовётся персональнымДля каждого? Планета за бортомКачала водным куполом печальным.Один сказал, что космос для негоЛандшафт от сих до сих, от вон тогоМурманска до Приморья, до Камчатки.А солнце мы задраили. ЕгоБезудержность опасна для сетчатки.Другая утверждала, глядя сквозьВолокна, проплывающие вскользьНад Доном, где грохочет панорама,Где дом её:– Вот космос мой! Небось,Уже уснула под бомбёжку мама.А третья говорила:– Мне МоскваДороже звёзд и Млечного моста,Где я одна как перст, но в центре света,Внутри народа. Это ли не таВселенная, где одиночеств нету?Ещё одна в их призрачном кругуБыла вдали – сидела на лугу,Вдыхала жадно пряность землянуюИ ветер, горько пахнущий войной.А Космос был обычный позывнойБойца, который держит Кременную.

«Географ разбирается в спиртном…»

И. К.

Географ разбирается в спиртном.Он не пьянеет, ибо знает норму.Последний раз его на выпускномШтормило. Он кричал, что астроном,И даже дал своё названье шторму.Потом прошла история по нам,Меридианам было параллельно,Что жрать хотелось нашим племенам,Но превентивно наливали там.Географ знал про шторм и пил келейно.Какая география, мой свет?!Какие барыши твоей особе?Вся явь – ледник: то – есть, то – сразу нет.И лезет из географа поэт,Такая тварь, созревшая в утробе.Стрекочет и осклизло, как дитя,И, лапками над миром колготя,Пытается понять координаты,Торопится истошный крик включать,Что где-то здесь ему должна быть мать.Но вышли все из родовой палаты.

«В полусумраке, пахнущем стружками…»

В полусумраке, пахнущем стружками,Отцветающей астрой, костром,Я во сне говорила на суржике,Незапретном наречье простом.Я дрожала от каждого шороха:Старой яблони падал подол,Обезглавленного подсолнухаЗавывал застывающий ствол.Я всю ночь размовляла с потерянным,С параджановским миром теней,И вставало хайтековским теремомЧудо-древо славянских корней.О! Заплыть бы за время на стружике,За фасады заброшенных хат,Где со мною на суржике-суржикеПредки предков моих говорят.Где ещё не расцеплено в пламениМалолюдье славянских племён,Где в покутье «По вiрi віддай мені»Молит бабка на сломе времён.Там, за ширмою междоусобицы,Трескотни тектонических плит,Всё ещё извергают надгробьицаЛаву горьких и жарких молитв.В сновидении, не в сновидении,В замогильном союзе племёнВот и я – о воссоединенииВижу вечный провидческий сон.Я десятки годов перелистыватьНаучилась, где гордо и злоШли по морде друг друга насвистыватьБрат на брата, село на село.Проредили славянские головы,Напросились на братский приём.Там, за временем, в новые сёла выЗавезёте наш общий геном.Не сейчас через главку поганую,В сносках, в скобках, в последней строке,Через музыку мира органную,На едином вися волоске,Никуда друг от друга не деться нам,Сколько чуждое ни славословь.Слышишь суржик в звучании девственном?Он мудрее, чем братская кровь.

«Говорят, всё это – вон та планета, и та планета…»

Говорят, всё это – вон та планета, и та планета,И звёзды, которым конца и края нету, —Рождено посредством взрыва, посредством света,Озарившего небытие. Продолжая этуАналогию, теперь и твоя анкетаНачинается сызнова после склейки скелета.Появились ли звёзды, как выглядит новый орден?Долетает ли до палаты запах сирени?Мир, который взорван, где теперь похоронен?Не приходят ли возлюбленные твои тени,Пока ты лежишь под капельницей, потусторонен,Договариваешься с мирозданием об обмене,О возврате отобранного. Но едва лиСхлопнется, что разверзлось на всю Вселенную нашу.С днём рожденья тебя! Бери, что дали,Мимо тебя не пронесут эту чашу.А ты всё просишь и просишь, чтобы не убивалиСашу.

Куропатки

Он вышел из пролесочка на них.– Откуда? Кто?Он с головы до пятокПохолодел и туловом поник,Но прошептал:– Ходил на куропаток.За лесом на развилке в этот часЛетали пух и перья. Нарастая,Звук вертолёта слышался. С террасСлеталась местных пёстренькая стая.Сосед твердил: «Рванёт, не подходи».Вытаскивал дымящееся тело.Заступница стояла позадиВрачей и оперов из райотдела.Медбрат слегка ощупывал:«Живой!Лежи пока, сейчас дадут носилки».И мёртвый Злой висел вниз головойВ обугленной машине у развилки.Чужак ушёл не дальше патруля.Там и скрутили. Влип, как кура в ощип.Так мстит нижегородская земляЗа русский лес, за куропаток, в общем.

Проводница

«Погиб, – ей сказали в трубку, – и все, кто с ним».Она закричала, на полустанке стоя:«Максим! Максим!За что мне такое?!»«Пошла, – говорит, – конечно, в храм».Пассажирка дала молитву, которой тожеМолится.В Хабаровске ей велели прахЗабирать.Пробегает мороз по коже,Пробирает холодный ветер. И обе мыПлачем, обнявшись, в тени вагона,Потому что война одна на всех, хоть ты из Костромы,Хоть со среднего Дона.И сыновья – одни на всех. Двадцать пять.Диабет. Трое детей. Вызвался добровольцем.Что же ты наделал, сыне? Где тебя искать?По каким моргам, сыне, к каким идти богомольцам?Мы стоим на перроне.Она говорит: «ПришёлНедавно живой.Прикрылся хохляцким трупом сыночекИ выжил один из всей миномётной роты. ХохолПригодился, вырвало взрывом у того позвоночник.Забрал документы своих двухсотых с передовой,Чтобы не мыкались вдовы, доказательства собирая.Он пришёл домой. Он живой.Что же ты ревёшь, моя дорогая?!»Она проводница. Стоянка поезда тридцать минут, скользяИз Москвы до Благовещенска, едет поезд «Россия». Заключаем:«Нас победить нельзя».Поднимаемся в тамбур. Отправляемся. Отогреваемся чаем.

«Младенец плачет вдумчиво. Отец…»

Младенец плачет вдумчиво. ОтецТихонько свирепеет: «Чё ж те надо?»А на моём плече храпит боец,Немолодой, как Димка из спецназа.Отложен рейс. Объявлен план «Ковёр»,Над лётным – усиление режима,Поскольку демон крылья распростёр,И кружится, и кружится, вражина.Запеть бы «Чёрный ворон» всей страной…Но спит боец, привычный к стаям птичьим,И больше «Что ж ты вьёшься надо мной?..»Младенец не орёт и вверх не тычет.И мы без всякой паники сидим:Ждём рейса, не гундим – для непонявших.И тьфу на них вообще. Так победим.Никто не сомневается из наших.