К сожалению, не может быть сравнения между мясом ставриды и мясом макрели — ее родича. Англичане и американцы называют ставриду «конской макрелью», желая этим указать на непригодность в пищу или худое качество ее мяса.

Древние рассказывают о рыбе «помпилусе», которая следует за кораблями и, как говорит Геснер, «имеет удивительное свойство жить одиночно на глубинах и никогда не появляться у берега, точно она ненавидит сушу. Рыбы эти имеют также удивительное пристрастие к кораблям, которые плывут по морю. Именно они беспрерывно плавают возле них и вокруг них, пока не почуят сушу и берег. Это хорошо известно морякам, и поэтому, когда они видят, что эта рыба медлит и не хочет сопровождать далее корабль, тогда они понимают, что приближаются к берегу или мелкому месту, хотя бы его еще вовсе не было видно. Видимо, эти рыбы имеют сердечную привязанность и любовь к кораблям и отвращение к суше. Моряки хорошо предугадывают из подобного путеводительства рыб бурю, штиль и благополучное путешествие». Нет ничего невероятного в том, что древние разумели под своим помпилусом лоцмана, который действительно следует за кораблями, а еще чаще за акулами и справедливо носит свое название.

Лоцман (Naucrates ductor) сходен с макрелями по красоте своего чешуйчатого покрова. Основная окраска — синеватая серебристо-серая, которая на спине становится более темной и к брюшной стороне переходит в чисто-серебристую. Рисунок состоит из пяти темно-синих широких полос, которые опоясывают туловище и продолжаются также на спинной и заднепроходный плавники. Грудные плавники черно-синие, брюшные белые; хвостовой плавник у основания синий, а к концу окружен более темной каймой. Длина его достигает 20–30 см.

«Я всегда считал басней, — говорит Коммерсон, — рассказ о лоцмане акулы, но теперь я в этом убедился собственными глазами, так что я не могу более сомневаться в его правдивости. Понятно, что эти лоцманы пожирают куски, которые акула роняет; но непонятно, почему она не проглатывает их, когда они плавают у нее возле носа. Если поймают акулу, то лоцманы следуют за ней, пока ее не начнут поднимать; тогда только они уплывают. Если они не находят другую акулу, то держатся около корабля и часто следуют за ним в течение нескольких дней, пока снова не встретят акулу». Эти данные подтверждаются всеми наблюдателями, упоминающими об этой рыбе, и только Беннет дополняет, что лоцманами всегда окружена одиночная акула, а если несколько акул плывут вместе, то лоцманы всегда отсутствуют.

Причина дружбы между этими рыбами объясняется различно. Некоторые думают, что лоцман ведет свою акулу на хищничество, быть может в надежде получить что-либо и на свою долю; другие же с большим правом полагают, что лоцман чувствует себя в обществе страшного хищника безопаснее от преследований злейших врагов своих, проворных хищных рыб, а от акулы он может легко уйти благодаря быстроте своего плаванья [221] . По-видимому, между обеими рыбами существует известная симпатия, и не только лоцман заботится об акуле, но и она заботится о своем вожаке. «По пути в Египет, — рассказывает Жоффруа Сент-Илер, — к кораблю подплыла во время штиля акула, возле нее два лоцмана, которые держались на известном расстоянии; по прибытии они два раза осмотрели корабль с одного конца до другого и, так как ничего не нашли съедобного, то уплыли и увели с собою и свою акулу. В это время один матрос насадил сало на крючок и бросил в море. Рыбы уже уплыли довольно далеко, но все же услышали плеск, возвратились и, разведавши сало, отправились снова к своему повелителю, который в это время забавлялся на поверхности воды кувырканием и тому подобным. Тотчас акула повернула, сопровождаемая по бокам своими маленькими друзьями, и была буквально натолкнута ими на сало, так как она, по-видимому, не чуяла его. Сначала она откусила кусок приманки, захватила еще раз, повисла на крючке и была вытащена на корабль. Два часа спустя поймали одного из лоцманов, которые еще не оставили корабль». Другие наблюдатели рассказывают почти то же самое. Мейен сообщает, что лоцман обыкновенно плывет впереди акулы, вертится около ее пасти или же прячется под один из ее грудных плавников, иногда же бросается вправо и влево, как бы выходя на разведку, и затем снова, как верный раб, возвращается к акуле. Однажды с корабля, на котором находился ваш путешественник, бросили крючок с приманкой, так как на расстоянии около 40 м плыла акула. С быстротой молнии лоцман бросился на приманку, казалось, даже исследовал ее, затем возвратился к акуле, покружился вокруг нее несколько раз, ударил хвостом по воде и продолжал это делать, пока под его управлением акула не пришла в движение и не стала через несколько минут жертвой своей прожорливости.

Большинство мореплавателей думают, что лоцман питается пометом акулы, но Беннет утверждает, что находил в желудке пойманного лоцмана только маленьких рыбок. Возможно, что лоцман ест как то, так и другое.

Мясо лоцмана, по единодушному показанию всех, кому выпало редкое удовольствие отведать его, похоже по доброкачественности на мясо макрелей.

Большая корифена (Coryphaena hippurus) достигает в длину более 1 м и весит от 15 до 20 кг [222] . Окраска ее в зависимости от освещения бывает различной. «Во время штиля, — говорит Беннет, — большая корифена, плывущая по поверхности воды, отливает чудным блестящим синим или пурпуровым цветом с сильно изменяющимся металлическим блеском, смотря по тому, находится ли она на освещенном месте или в тени; только хвост сохраняет постоянно свою золотисто-желтую окраску. Будучи вытащены из воды и положены на палубу, они меняют краски на другие, столь же красивые: яркий пурпур и золотисто-желтая краска переходят в блестящий серебристый цвет, на котором сверху остаются первоначальные пурпуровые и золотистые тона. Изменение окраски продолжается долго, мало-помалу усиливается и, наконец, переходит в темно-серый цвет».

Большая корифена живет в более теплых частях океана, главным образом в водах жаркого пояса, но распространяется и дальше к северу и югу, насколько теплые морские течения оказываются для нее удобными. Во время метания икры или следуя за стадами рыб корифены встречаются вблизи берегов; в другое же время они пребывают на достаточном расстоянии от суши и в открытом море. По словам Пехуэль-Леше, они иногда плывут за досками и обломками корабля, быть может, только для того, чтобы охотиться за собирающимися там многочисленными рыбами. Так как многие моряки держатся неправильного взгляда, что корифены появляются преимущественно в волнующемся море, то между ними существует поверье, что в случае появления их вблизи корабля должен быть шторм. Пища их состоит из всевозможных мелких рыб, особенно из обитающих в верхних слоях воды, именно из различных видов летучих рыб. Беннет нашел в их желудках также головоногих, именно каракатиц и аргонавтов. Благодаря большой корифене, хотя и не всегда, поднимаются над водой летающие рыбы. «Крупная корифена, — так рассказывает Галль, — плывшая долгое время за кораблем и неоднократно показывавшая нам удивительный блеск своей окраски, заметила вдруг впереди себя стадо летающих рыб, повернула к ним голову, выплыла на поверхность и с такой быстротой выскочила из воды, что казалось, как будто по воздуху летит пущенное ядро. Длина этого прыжка достигала более 6 м, но, однако, не была достаточна, чтобы схватить добычу. Тотчас за падением хищная рыба начала с быстротой молнии скользить по волнам, и скоро можно было заметить, что она после каждого прыжка увеличивала скорость движения. Море было гладко, как зеркало; поэтому можно было следить за каждым ее движением и наблюдать издали поле брани. Летающие рыбы, хорошо сознававшие, с каким жаром их преследуют, не плыли уже, а почти непрерывно летели, т. е. падали и мгновенно снова поднимались. Они возбуждали участие зрителей тем, что каждый раз меняли направление своего прыжка, надеясь уйти от своего алчного врага; но последний следовал за ними неукоснительно и, в свою очередь, поворачивал, как только замечал, что не идет по следам преследуемых им рыб. Это продолжалось недолго, пространство между ними уменьшалось все более и более; полеты летучих рыб становились короче, неправильнее и неувереннее, а необычайные прыжки большой корифены, по-видимому, доказывали, что скорость и сила их все еще продолжают увеличиваться. Наконец, можно было видеть или предположить, что опытный морской хищник направлял свои прыжки с такой уверенностью в успехе, что бросался в воду именно там, где должны были упасть и летающие рыбы. Иногда охота велась на слишком большом расстоянии от корабля, так что нельзя было ясно видеть, что происходило, но, если поднимались на снасти, тогда можно было заметить, как жертвы проглатывались одна за другой». Об удивительной силе мускулов большой корифены Ботелер рассказывает случай, повергший в изумление его и всех остальных офицеров, находившихся на военном корабле, которым он командовал. Одна из этих рыб поднялась с наветренной стороны близко перед носом корабля, прыгнула по воздуху вдоль его боковой стороны и с такой силой ударилась о борт, что, наверно, сильно ранила бы стоящего недалеко от того места человека. Сначала, ошеломленная ударом, она обессиленная упала к ногам рулевого, но скоро оправилась и начала так сильно прыгать и барахтаться, что нужно было нанести ей несколько ударов топором по голове, ранее чем можно было безопасно поднять ее. Вышина, на которую она поднялась во время этого прыжка над водой, достигала 6 м, и длина прыжка, если бы не была уменьшена ударом, должна была бы составить 50 м.

К осени корифены приближаются для метания икры к берегам. В Средиземном море наблюдали, что они избирают только скалистые берега, а пологих избегают.

«В апреле 1860 года, — так рассказывает Прэгер, — мы находились на Капуасе, самой крупной реке острова Калимантан. Здесь во время прилива мы услышали совершенно отчетливо музыку, раздававшуюся то сильнее, то тише, то вдали, то вблизи. Из глубины раздавалось как будто пение сирены: то как бы полные, сильные звуки органа, то как бы нежные звуки эоловой арфы. Яснее всего было слышно, если погрузить голову в воду, тогда легко различаются разнообразные составные звуки. Эта музыка, как рассказывают туземцы и подтверждают точные исследователи, производится рыбами».

Действительно, виртуозами, производящими эти звуки, являются рыбы, так называемые барабанщики, встречающиеся в различных морях, особенно же в Атлантическом и Индийском океанах. Они производят очень ясные звуки. «Около 7 часов вечера 20 февраля 1803 года, — повествует А. Гумбольдт, — весь экипаж корабля был испуган необычайным шумом, который был похож на барабанный бой на открытом воздухе. Сначала подумали, что шум происходит от порыва ветра, но скоро ясно различили этот шум на корабле, особенно в носовой части. Он был похож на шум, происходящий при кипении воды, если пузырьки разбрызгиваются. Тогда высказали опасение, не произошла ли где-нибудь течь, но скоро, около 9 часов вечера, во всех частях корабля услыхали, что шум прекратился». Джон Уайт во время своей поездки в Китай слышал подобные же звуки и сравнивает их со звуками органа, звоном колоколов, гулом сильной арфы и кваканьем лягушек, так как эти звуки были сходны то с одним, то с другим. Они были так громки, что думали, что корабль дрожит, постепенно усиливались и, наконец, распространялись по всему дну и бокам судна. Как производятся звуки, еще неизвестно, но утверждают, что крупные глоточные зубы, которые у них существуют, участвуют в этой музыке. Так как отмечают также дрожательное движение корабля, то Гюнтер считает возможным, что рыбы могут воспроизводить шум тем, что они, желая освободиться от паразитов, бьют хвостами об остов корабля [223] .