Я прищурилась:

– Не мог обозлиться?

Саша улыбнулась.

– Да нет. Это давно было. Да и Поля умела расставаться с людьми. На нее никто зла не держал.

– Не считая Алексея? – уточнила я.

– Так это он ее бросил. Тут, скорее, Полина должна была озлобиться. – Сашино лицо омрачила легкая, как вуаль, тень печали. – Полю раньше не бросали, вот она и не совладала с нервами. Писала ему, звонила. В общем, по-детски говоря, бегала за парнем. Но потом успокоилась.

– Успокоилась?

– Мне так показалось. Знаете…

– Давай на «ты».

– Знаешь, когда человек еще не пережил расставание – это всегда заметно. Полина говорила только о нем. Анализировала случившееся, вспоминала каждую минуту, проведенную с Южным, искала причины и пыталась понять, почему Леша с ней расстался. Что ему не понравилось в ней? Я терпела, потому что знала: это пройдет. Но многие от нее отдалились: сложно вытерпеть, когда человек так сконцентрирован на своей потере. А потом это сумасшествие действительно прошло. Сестра начала интересоваться внешним миром, спрашивала о моих делах и с головой погрузилась в работу. Она пережила это. В конце концов, они встречались неполных три месяца.

– А причину расставания она нашла? – спросила я.

Саша печально поджала губы:

– Иногда люди просто друг другу не подходят. Мы приехали.

Она резко повернула вправо, и я увидела, что мы, миновав шлагбаум, въезжаем во двор небольшого трехэтажного дома постройки 30-х годов. Дом был недавно отреставрирован и выглядел как с открытки – красивый, пряничный и до тошноты безупречный.

– Ого, – только и смогла сказать я, разглядывая гладкую штукатурку кофейного цвета и ослепительно белые наличники и колонны.

Саша припарковалась у тротуара и помогла мне выйти. От боли у меня чуть глаза не выпали, но я мужественно улыбнулась. Чертовы обезболивающие практически не работали.

– Этот дом до революции принадлежал князю Лисовскому. Потом в советское время тут располагалась больница для душевнобольных. А в девяностые дом купил какой-то толстосум и разбил на апартаменты. Папа успел купить одну из квартир на втором этаже. Очень ему нравилось, что территория дома огорожена и разбит парк на манер старой усадьбы. Правда, часть парка муниципалитет отсудил. – Саша махнула рукой в сторону высокого кованого забора. За ним парк обрывался: часть «откушенной» территории занимала парковка, а за ней стояло примечательное по своей уродливости здание из серых сэндвич-панелей, в котором легко угадывался автосервис.

– Слава богу, окна у нашей квартиры сюда выходят – на улицу и деревья, – вздохнула Саша и показала: – Вон Полин балкончик.

Балкончик был чудный – небольшой, но аккуратный, с живописной фигурной решеткой для вьющихся растений. Летом хозяйка наверняка пила на нем чай или провожала красивые тарасовские закаты с бокалом игристого.

– Красиво, – констатировала я.

– Пойдем.

Полина погремела ключами, отперла магнитной таблеткой входную дверь, и мы вошли в подъезд. Увы, пахло внутри не розами.

– Канализация старая, – объяснила Саша. – Трубы надо менять. Жильцы бьются, бьются, во все инстанции пишут, но пока толку ноль. Ремонт выходит очень дорогой.

Мы начали подъем по широкой лестнице с каменными ступенями, и я едва не взвыла. Саша поддерживала меня за локоть.

– Чувствую себя старой бабкой, – проворчала я.

– Ну до этого тебе точно далеко, – ответила Саша с легкой ноткой зависти. – Где ты видела бабку с такими модельными ногами? Почему ты стала детективом, а не блистаешь на подиуме?

– А почему Полина не вышла замуж за богача?

Саша улыбнулась:

– Туше.

– Легкий путь – обычно самый унизительный. Либо для твоего ума, либо для достоинства.

– Тебя можно цитировать.

Дверь Полиной квартиры была высокой и двустворчатой, словно за ней скрывался школьный актовый зал. На этаже я заметила еще три двери. Коридор был вытянутым и по всей длине перемежался высокими арками. Ниши пролетов пустовали и были заштукатурены, но в них угадывались очертания полукруглых рам для зеркал. Да, определенно этот дом не был предназначен для того, чтобы стать многоквартирным. Казалось, его недовольство своей судьбой проникает сквозь стены и выражается в потрескавшейся штукатурке, влажных трубах под потолком, неприятном запахе. Саша заметила мой оценивающий взгляд и сказала:

– В квартире все намного лучше. И совсем нет запаха.

Она отперла дверь. Мы вошли и оказались в просторной прихожей. Наверное, архитектурным замыслом она тут не предполагалась. Тот, кто выкупил дом, просто разделил большую залу стенами. Одна из таких новых стен отгораживала вход от остального пространства. У нее примостился небольшой шкаф, а рядом с ним стояло огромное напольное зеркало, в котором мы с Сашей отразились в полный рост.

Квартира напоминала студию и была максимально открыта. Напротив входной двери располагались два высоких окна, перед которыми стоял довольно низкий гостевой диван ярко-желтого цвета. Спинка его причудливо загибалась, как у ракушки. Я вспомнила, что Полина была дизайнером, и поняла, что диван наверняка жутко дорогой и выбран хозяйкой из какого-нибудь брендового каталога на выставке в Милане. Несмотря на его подчеркнуто современный вид, он отлично был вписан в обстановку. Особенно хорошо смотрелись на его фоне нежные тюлевые занавески в мелкий бледно-голубой цветочек.