Полковник Уэстон машинально дергал себя за мочку.

— Если рассматривать вещи под таким углом, то я согласен с вами: эта гипотеза наталкивается на серьезные препятствия. Но ведь первое, что мы должны принимать во внимание, это повод…

Он встал, чтобы проводить Редферна к двери, и добавил:

— Повод и материальную возможность…

Когда Редферн вышел, Уэстон улыбнулся и сказал:

— Я не счел нужным сообщить ему, что у его жены есть алиби. Я хотел увидеть его реакцию. Его всего затрясло, а?

— Выставленные им аргументы кажутся мне более убедительными, чем самое надежное алиби, — откликнулся Пуаро.

— Я и так не верю в виновность его жены! Она не могла убить Арлену Маршалл. Физически не могла, как вы выразились. Маршалл мог бы быть виновным, но, по всей видимости, это и не его рук дело.

Инспектор Колгейт кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.

— Я думал над его алиби, — сказала он. — А не мог ли он, решив убить свою жену, заготовить письма заранее?

— Неплохая мысль, — согласился Уэстон. — Надо будет этим заняться…

Он внезапно умолк: в комнату вошла Кристина Редферн.

Она выглядела, как всегда, очень спокойной, но держалась с легким налетом аффектации. На ней были белая теннисная юбка и голубой пиджак, подчеркивающий ее бледный, присущий блондинкам цвет лица. Она казалась очень хрупкой, но ее черты выражали решительность, храбрость и здравый смысл.

«Какая милая женщина, — подумал полковник. — Может быть, немного блеклая, но, во всяком случае, слишком снисходительная к своему ловеласу-мужу. Впрочем, он еще молод и успеет исправиться. Можно же один раз в жизни свалять дурака!»

Он предложил миссис Редферн сесть и сказал:

— Миссис Редферн, мы вынуждены соблюдать заведенный порядок и, согласно требованиям расследования, спрашиваем у каждого, что он делал сегодня утром. Прошу меня извинить…

— Я прекрасно понимаю, — ответила Кристина Редферн мягким, хорошо поставленным голосом. — С чего следует начинать?

Слово взял Пуаро.

— С самого начала. Что вы сделали, встав сегодня утром?

— Дайте мне собраться с мыслями. Прежде чем спуститься завтракать, я зашла в номер к Линде Маршалл, и мы договорились встретиться в холле в пол-одиннадцатого и пойти на Чайкину скалу.

— Вы не купались до завтрака?

— Нет. Я делаю это очень редко.

Улыбнувшись, она пояснила:

— Я люблю входить в хорошо прогретую воду.

— А ваш муж купается сразу же, как встает?

— Да, почти всегда.

— Было ли это в привычках у миссис Маршалл?

— О нет! Миссис Маршалл принадлежала к тем людям, которые появляются на всеобщее обозрение только поздно утром!

Ее голос стал холодным и резким.

Пуаро изобразил смущение и извинился.

— Простите меня за то, что я вас прервал, мадам. Итак, мы остановились на том, как вы зашли в номер Линды Маршалл. Который был час?

— Я думаю, в пол-восьмого… Нет, немного больше.

— Мадемуазель Маршалл была уже на ногах?

— Да. Она как раз в этот момент вернулась к себе.

— Как? Откуда? — спросил Уэстон.

— Она сказала мне, что ходила купаться.

Эркюль Пуаро заметил, что, прежде чем ответить, она слегка заколебалась.

— Что было дальше?

— Я позавтракала.

— А потом?

— Потом я поднялась к себе в номер, собрала принадлежности для рисования и взяла альбом. А потом мы ушли.

— Вместе с Линдой Маршалл?

— Да.

— Который был час?

— Наверное, пол-одиннадцатого.

— Куда вы пошли?

— На Чайкину скалу. Это маленький пляж на берегу острова. Там мы и устроились. Я рисовала, а Линда загорала.

— Во сколько вы ушли оттуда?

— Без четверти двенадцать. В полдень я должна была играть в теннис, и мне нужно было переодеться.

— На вас были часы?

— Нет. Я спросила время у Линды.

— А потом?

— Я собрала свои вещи и вернулась в отель.

— А мадемуазель Линда? — спросил Пуаро.

— Линда? Она пошла купаться.

— Вы были далеко от моря?

— Да, довольно далеко от края воды, у подножия скал. Я устроилась в тени, а Линда на солнышке.

— Когда вы уходили с пляжа, мадемуазель Линда была в воде?

Кристина наморщила лоб, припоминая.

— Дайте вспомнить… Когда я закрывала коробку с рисовальным принадлежностями, она бегала по берегу… Да, я услышала, как она бросилась в волны в тот момент, когда я начала подниматься по тропинке, ведущей наверх.

— Вы в этом уверены, мадам? Вы видели ее в воде?