Наши с ним чаты в мессенджерах я удалила без возможности восстановления, потому что было очень тяжело постоянно на них натыкаться. Диалог в ВК, кажется, тоже. А еще – отключила все уведомления о совместных воспоминаниях с ним, все всплывающие оповещения о событиях декабря 2016-го.

У меня никогда не поднялась бы рука удалить хотя бы один из его аккаунтов. Пусть будут виртуальным хранилищем его музыки (в том числе той, что он написал сам), текстов, общих фото, смешных постов с тегом #папасдвумядетьми, которые он выкладывал, когда я куда-нибудь уезжала на несколько дней. Ну и вообще, вдруг однажды сбудется та серия “Черного зеркала”, где ИИ сгенерировал цифрового двойника погибшего бойфренда героини, используя информацию из его соцсетей, и внедрил его в андроида. Только это и становится утешением.

И его номер я до сих пор не удалила из контактов телефона. Весь первый год иногда накатывало желание его набрать, но я знала, что после трех месяцев номер могут передать другому человеку, а услышать чужой – живой! – голос в трубке было бы невыносимо.

Где-то в одном из старых почтовых ящиков лежит огромный архив писем, несколько тысяч, которые мы написали друг другу за первые годы знакомства. Я не помню пароль, но где-то там они все равно существуют, и это хорошо.

– Как вообще оповестить знакомых о том, что ты теперь вдова, а не замужняя женщина? Да и надо ли?

Я не хотела делать из случившегося перформанс, но поменять статусы в соцсетях все-таки пришлось после того, как накануне сорока дней мы с детьми встретили в магазине не сильно близкую знакомую, которая с улыбкой сказала «а папку вашего отругать надо, отпустил таких красивых девчонок одних». Пришлось все рассказать, и это было неловко. Новым знакомым я просто сообщаю обычно, что живу одна с двумя детьми, и если находятся те, кто прямо спрашивает, где отец детей – прямо и отвечаю. Дольше всего я игнорировала внесение изменений во всякие анкеты о семье в школе и садике, но потом на родительском собрании фамилию мужа назвали среди самых злостных прогульщиков АСУ РСО (что-то типа электронного дневника). Пришлось при всем классе встать и сказать, что у него есть очень уважительная причина, а потом идти и вносить изменения, куда только можно, чтобы дети случайно не оказались в такой же ситуации.

– А ты планируешь еще выходить замуж?

Сложно поверить, но находятся люди, задающие такие вопросы сразу же после похорон или, что хуже, говорящие о повторном, причем скором, браке как о непреложном факте, и даже предлагающие кандидатов. Если есть такие женщины, у которых и такой план уже на всякий случай продуман – могу ими только восхищаться. Прошли годы, и у меня до сих пор нет ответа на этот вопрос.

– Как же ты теперь вообще будешь?

Всеобъемлющий вопрос, конечно, и у меня сложилось впечатление, что те, кто его задает, рассчитывают, что ты в рыданиях припадешь к их груди и спросишь мудрого совета. Отвечать на него другим людям вообще, на мой взгляд, не имеет смысла – у них-то своя картина мира в голове, в которой ты наверняка идешь работать кассиром в «Пятерочку», одеваешься в секонде и, опустив руки, смотришь, как дети учатся курить вейп, прогуливают уроки, и, как было сказано у великой Астрид Линдгрен, хохочут и сквернословят. Ну, а если ты быстро приходишь в себя и живешь в принципе нормально – это говорит о твоем бездушии. Вот себе ответить на этот вопрос, конечно, надо – хотя бы в виде жизненного плана на ближайшие недели и месяцы, а потом как пойдет. Одно могу сказать точно – жизнь продолжится, и ты в ней будешь, и даже рано или поздно будешь если и не счастливой, то спокойной, понимающей, что происходит и имеющей все необходимое. За это я могу прямо поручиться.

Те, кто были и будут рядом

Мы не обладаем монополией на чувства к определенному человеку ни при его жизни, ни после его смерти. Когда кто-то умирает, случившееся расходится словно круги по воде, задевая не только родных и коллег, но и порой совершенно неожиданных людей.

Хотя мы с мужем были очень близки, мы всегда старались дать друг другу побольше воздуха – помимо общих друзей, у каждого была своя компания. Сразу после случившегося, еще стоя в оцепенении в верхней одежде и глядя на то, что даже про себя невозможно было назвать телом, я позвонила его родным и своей маме, а потом – его лучшему другу и своей подруге. Они приехали как только смогли и оставались со мной почти все время подготовки к похоронам. У меня еле хватило сил сообщить о случившемся еще нескольким общим друзьям, а вот что делать с остальной его компанией, я не знала. С кем-то я была знакома мельком, с кем-то только заочно, со слов мужа, и как общаться с этими людьми после его смерти, да и общаться ли вообще – не представляла. Возможно, они просто захотят поскорее забыть эту историю как тягостный эпизод, думала я – кому приятно такое напоминание о собственной смертности и хрупкости человеческого бытия? За несколько лет до этого погибла в аварии моя школьная подруга, и я хорошо помнила ощущение неловкости, испытываемое каждый раз, когда я где-нибудь случайно встречала ее родителей. Так что желание уйти в тень при столкновении с чужой бедой меня в тот момент совершенно бы не удивило. Однако попрощаться с моим мужем пришло больше ста человек.

—

Похороны – очень неуютное событие для всех. Никто толком не знает, как себя вести, сколько все это продлится и существуют ли вообще слова, которые уместно говорить у гроба, на поминках, обнимая близких умершего. Идти туда не хочется никому, в том числе из-за риска поймать охапку собственных флэшбэков и триггеров. Грусть, злость, вина, бессилие, неловкость и даже страх – невеселая гамма эмоций, сопровождающих процесс прощания и все, что за ним следует.

В день похорон с самого утра в дом заходили все новые люди, обнимали меня, спрашивали, как дети. Некоторые говорили, что после похорон нам обязательно станет легче. Возможно, для кого-то из окружающих так и было: покупка четного числа роз в цветочном киоске, сдержанное “и черную ленту, пожалуйста” и минуты стояния у гроба, наверное, могут оказаться достаточным актом прощания. Но для самых близких цикл переживания в момент похорон только запускается – невероятная концентрация, благодаря которой был сделан такой объем дел за отпущенные для подготовки к прощанию три дня, становится не нужна, и плотины, которая отделяла от потока мыслей, больше нет.

Я сидела в катафалке, лицом к задним окнам, и видела кажущуюся бесконечной ленту едущих за ним машин на грязно-серой дороге под белесым декабрьским небом. Цветы – в основном красные розы – скрыли гроб почти полностью, и для меня было очень важно знать, что так много людей, кроме меня, тоже его любили. Наверное, и я могу рассчитывать на частичку этой любви в самые пустые и холодные месяцы, которых впереди будет очень и очень много.

–

Похороны закончились, родственники разъехались, прилетел из Москвы на несколько часов, выкроив их из своего плотного графика, мой лучший друг, за что я до сих пор невероятно благодарна. Прошли хлопотные девять дней, куда тоже приехало человек сорок, и я начала понемногу ощущать глубину своего одиночества. Того, кто занимал огромное место в моей жизни, больше не было, никто в целом свете не способен был понять масштаб этой утраты – ведь ужасно неловко выносить наружу все эмоции, которые сдерживала та самая плотина.