Пытаясь что-то услышать, Шантеклер клонил голову вправо и влево; но если и раздался внизу хоть один звук, те, что доносились сверху, заглушили его. Черные муравьи абсолютно бесшумны. Он и не рассчитывал услышать Тик-така и его войско. А Незер был сама мертвая тишина. Шантеклер, разумеется, не надеялся услышать и Крыса, крадущегося в мрачных глубинах. Но когда двое соединяются вместе, тогда может прозвучать какой-нибудь звук. Его-то и пытался уловить Шантеклер.

Однако и тишина, и дождь продолжались. Куры закудахтали было, проклиная неотвязный дождь, поерзали, устраиваясь на своем новом насесте, но затем вновь воцарилось молчание.

Вдруг из-под пола повеяло каким-то суетливым движением. Ни звука. Ни даже малейшего возгласа. Но движение было отчаянным, будто ветер в бутылке, будто кто-то затаил дыхание,— сухой скрежет, пронесшийся под полом из одного конца Курятника в другой. Тело шлепнулось о стену. Шантеклер приготовился к прыжку, но выжидал, весь охваченный дрожью. Мгновение звук вертелся по кругу, затем понесся напрямую к лазу Незера в Курятник.

Оттуда донесся короткий, изумленный, захлебнувшийся лай. Потом раздался преисполненный боли скулящий визг. Курятник заходил ходуном. Мундо Кани был схвачен, ранен и пытался вырваться на свободу.

— О, Эбенезер! О, Крыс! — вырвалось из уст Петуха-Повелителя, но он продолжал ждать. С трудом сдерживался, но ждал.

В это мгновение был посрамлен его боевой инстинкт: визг Мундо Кани оказался наилучшим прикрытием для Незера. Шантеклер не улавливал ничего из происходящего под полом, и это дало Крысу несомненное преимущество. Как мог узнать Шантеклер в этой маслянистой темени, когда Незер пролезет в свою дыру в досках пола? Как мог он выбрать момент для атаки?

Шантеклер выдернул перо из груди. Он решил приложить перо к норе в надежде, что заметит, как дрогнет белый силуэт при появлении Крыса. С пером в клюве он крался к дыре, клювом же касаясь дерева. Внезапно он точно определил, где находится нора. Он не видел ее. Он и не чувствовал ее. Но непосредственно у своего уха он услышал ее: чуть уловимое дыхание крысиного носа. Затем возник весь Крыс целиком, и — тишина в отверстии.

Эбенезер метнулся к горлу Шантеклера и выдрал пучок перьев.

Петух-Повелитель выпрямился на лапах, колотя крыльями перед собой. Потрясение сменилось яростью. Крыс изогнулся, готовый к следующему прыжку. У Шантеклера вздыбились перья так, что он будто вырос многократно и казался теперь гигантской тенью. Задрав голову, он подпрыгнул на одной ноге и грозно зашипел на Крыса.

Однако ночь была стихией Эбенезера. Он, будто ящерица, скользнул в воздухе и схватил Петуха сзади за шею.

Петуха сотрясло столь дикой судорогой, что Крыс отлетел в сторону, и тотчас Шантеклер развернулся и прыгнул: клюв, бьющие крылья, лапы — все направлено на врага. Правая лапа молнией обрушилась на спину Эбенезера, вцепилась, сжимаясь крепче и крепче. Но Крыс изогнулся, будто резиновый, и зарылся мордой в брюхе Шантеклера. И принялся терзать его. Петух не отпустил врага. И пока Незер рвал и кусал его плоть, Шантеклер взял клювом одну из своих белых стрел и вонзил в Крыса.

Мундо Кани тихо осел, хотя никто не заметил, когда именно. Никто, кроме дождя, не издавал ни звука. Бесшумно сражались Петух-Повелитель и Крыс. Крыс — чтобы убить, получи он такую возможность; Петух стремился лишь к успешному завершению своего плана.

Шантеклер оторвал голову от крысиной лопатки. Клюв его был пуст, перо использовано. Эбенезер червем зарылся в его брюхо, хотя Петух пока стойко сдерживал его. Он взял клювом второе белое перо, выбрал место на другой лопатке Эбенезера и нанес удар. Стремительными, могучими толчками он все глубже вонзал острие пера в крысиную шкуру.

Что за ужас сражаться с абсолютно бесшумным врагом, чей единственный звук — это скрип зубов, рвущих кожу. Шантеклер — клюв его вновь был свободен — взорвал тишину оглушительным победным кличем, перекинул Крыса через себя и услышал, как тело врага шмякнулось о стену.

Затем оба бойца повалились наземь. Но проиграл сражение Крыс Эбенезер.

Сорок восемь черных муравьев, что жалили крысиный хвост, незамедлительно отпрыгнули, построились в идеально ровную шеренгу и зашагали прочь из Курятника. Но два великолепных пера, что впились в черную шкуру Эбенезера, останутся там до самой его кончины.

— Ну, Эбенезер! Ну, Крыс, найди теперь себе нору,— еле слышно прохрипел Шантеклер со своего места. — Найди себе нору, Черный Крыс, что позволит тебе затаиться. Тебе понадобится пещера. И поучись теперь заново красться с двумя великолепными перьями, возвещающими всему миру о твоем приближении. Пожиратель цыплят сам оцыплячился! Ха! — хмыкнул Шантеклер.— Иди себе с Богом, Крыс Эбенезер, и навсегда оставь в покое мои яйца.

Тридцать трепещущих кур пошлепались с конька крыши Курятника и проскользнули внутрь, без малейшего сомнения доверившись услышанному кукареканью. Они на цыпочках обошли Крыса, ибо только теперь смогли разглядеть его, а потом выстроились рядком на своих насестах. Следовало ожидать, что кто-нибудь заговорит о происшедшем, но так уж случилось, что никто не сказал ни слова. Они уселись вплотную друг к дружке и уставились на того, кого никогда не видели раньше.

То есть на Крыса Эбенезера.