Глава 15

Белая лошадь

Крокодил Канцерогена, атипичный некромант,

Некрофил и наркоман мухоморовый,

С братаном Чебурданидзе как-то полный чемодан

Чебоксарских чебуреков с коноплей под водки жбан

Закалдырили на блюде фарфоровом! —

Разливался над площадью «Борцам за Власть» хрипловатый голос Сергея Рыбалки, черноволосого худого мужичка с тонкой прямой бородкой и усами «под Боярского», под мелодичные переливы гитар, скрипки, дудки и барабанов вокально-инструментального ансамбля «Перекресток». Сергея Рыбалку во Владивостоке знал каждый. Это был такой антипод Ильи Лагутенко: если тот покорил все мыслимые вершины популярной культуры, буквально взорвав все чарты в конце 1990-х, и оставшись на вершине музыкального олимпа на много-много лет, то этот всю сознательную жизнь был уличным музыкантом, игравшим все теплое время года на центральной площади у памятника «Борцам за власть». Как только устанавливалась температура воздуха, при которой пальцы не коченели, группа Сергея Рыбалки под названием «Перекресток» выкатывала к памятнику свои комбики, микрофоны, а также ударные, духовые и конечно же струнные инструменты и начинали играть весь репертуар Михаила Боярского (под которого Рыбалка явно слегка косил, ибо носил характерные усы, хаер и широкополую черную шляпу), Розенбаума, Визбора и конечно, самого Сергея Рыбалки собственные сочинения. А когда устанавливалась холодная погода, он возвращался под кров детского клуба «Белая лошадь», где числился педагогом, и записывал свои замечательные песни (кроме того, кстати, он озвучил «Хоббита» с собственным музыкальным сопровождением). Так он и проводил год за годом, пока не умер в апреле 2020 года, когда страна погрузилась в ковидный карантин, в возрасте 62 лет. К тому времени он успел раскрутить бардовский фестиваль краевого масштаба, а сейшны «Белая лошадь», проходившие на протяжении 20 лет у него в детском клубе, остались в прошлом.

Песня про Канцерогену, например, была жутко актуальной, потому как «атипичный некромант» звучал в совершенном симбиозе с бушевавшей в новостях на гостелеканалах атипичной пневмонией, которую через границу Российской Федерации приносили из других стран перелетные птицы.

Крокодил Канцерогена — он тогда и говорит:

Что-то кайфу ни на грош, Чебурашечка!

То ли хочется нажраться, то ль надрючить макинтош,

Да с Кокошей и Тотошей хряпнуть парочку калош,

Да под это дихлофосу стакашечку!

«Это что-то новенькое, — подумал Павлик Морошков, проходя мимо памятника „Борцам за Власть“, когда вслушался в слова песни Сергея Рыбалки. — Дай-ка послушаю, прикольная песня». С этими мыслями молодой журналист подошел поближе и пристроился с краю небольшой толпы слушателей.

Ой же ты, Канцерогена, атипичный мерзкий тип,

Чебурашка говорит с укоризною,

Разве можно ж по теченью столь безвольно плыть да плыть,

На кого ж ты стал похожий, Геша, мать твою иттить,

Твои слезы крокодильи фальшивые!

К музыкантам подошел наряд ППС, но милиционеры не стали прерывать забавную песенку, а тоже встали с краю и принялись слушать, окидывая толпу внимательными взглядами. Под этими взглядами группа гопников, уже нацелившаяся было окружить Павлика, резко сдала назад и продефилировала в направлении «куда-то туда».

Лучше б ты, Канцерогена, Чебурашка говорит,

Да наехал бы на крыс, задолбали, блин,

А особенно Лариска — вот ж Лариска из Лариск,

Ты б, родной, подсуетился, да крысячий этот визг

В корне что ли бы пресек, ты ж у нас один.

Крокодил Канцерогена, атипичный некрофил,

Наркоман и некромант подозрительный

Разыгрался-расплясался

И Лариску укусил,

Покусал, погрыз маленько, сколько только было сил.

И с тех пор Лариска наша стала Выхухоль

Ой злокачественная

Стала Вы-Ху-Холь! (Слова и музыка Сергея Рыбалко — авт.)

Толпа слушателей взорвалась аплодисментами, и снятая с головы Сергея Рыбалки широкополая шляпа стала стремительно наполняться купюрами и монетками. Кинул 100 рублей и Павлик. Сегодня, в июле 2003 года, он уволился из «ДВВ», потому что через месяц у него был куплен билет на самолет до Москвы: он решил попытать счастья в центральных СМИ.

Незадолго до этого — в мае — он защитил с отличием диплом на тему «Журналистское расследование как тип журналистского творчества», в котором половину страниц занимал пересказ книжки Андрея Константинова «Журналистское расследование», книжки Аллана Нильсона «Расследовательская журналистика» и книжки Юлии Кац, которая тоже называлась «Журналистское расследование». Вторую половину диплома занимали статьи самого Павлика в «ДВВ» и «МКВ», которые с некоторой долей натяжки могли считаться примерами журналистского расследования. Дипломная комиссия признала весомый вклад Павлика в развитие отечественной науки о журналистике и благословила его поступать в аспирантуру. Правда, когда через месяц Павлик приперся в деканат подавать документы в эту самую аспирантуру, замдекана посмотрела на него как на сумасшедшего и сказала «иди работай, Морошков! Не морочь головы людям!»

Павлик собрал монатки в комнате №436 общаги №3, попрощался с борцами Лехой и Антохой (накануне вечером он был в комнате один, открыл окна настежь, включил переписанную с бобины Виктора Малевича запись Whether Report и напился пива, а потом ночью Леха и Антоха привели девчонок и устроили бурную оргию на четверых, а Павлик делал вид, что крепко спит, хотя они звали его присоединиться), а также с Михой Халдеевым из комнаты №409. Больше он никого из них никогда не видел. А после памятной ночи в общаге он написал песню «Рядовой свободы», в которой примерно описал свои ощущения:

Рядовой Свободы — из всех свобод

Ты выбрал одну — под WhetherReport

Пялясь в суровую темень окна

Слушать в басах звуки темного неба,

Чувствовать в пиве вкус темного неба,

Знать, что там, куда ты вперил взгляд,

Находится темное небо.

Незадолго до этого — в апреле — были похороны Пашки Окунева. Незадолго до этого — в марте — был застрелен Юрий Емец. Во Владивостоке и в Уссурийске Павлика уже почти ничего не держало.

Ну да. Почти ничего. В порыве мятущейся души он накануне зашел в гости к Полине Фамусовой, и они вдвоем весь день гуляли по Владивостоку под ручку и фотографировались на Павликов фотоаппарат Canon Eos 1000. На прощанье Павлик снова признался Полине в любви (хотя на тот момент чувства его уже заметно притупились и душу совсем не терзали), и Полина снова ему сказала «насильно мил не будешь». Но фоточки с ней он распечатал и долго еще хранил в отдельном фотоальбоме, иногда его перелистывая.