Шрифт:
— Это в твоих интересах! — повысил голос лжерусский Ильхам.
— Отстаньте от парня! Вы оглохли оба? Что вам по-татарский сказать? Я умею! Ишаке бар! — за меня вступился Леонидыч, напившийся гораздо сильнее, чем я.
— Позови милицию, — поморщился отец несчастного влюблённого.
Подошли два местных милиционера. Какое-то время меряемся ксивами. Я достал свои корочки, отец Фарида свои. По лицу лейтенанта, который в паре представителей власти старший, видно, что тот в растерянности — кто тут должен быть виноват, он не знает. Там ксива, я так понял, второго секретаря, а у меня документы начальника комиссии и корочки члена сборной СССР по боксу. Это не считая партбилетов. Менту, вполне возможно, хочется сказать, что так бывает и никто в конфликте не виноват, или уж на крайний случай сказать, что виноват он — тупой летёха, который не пресек преступные действия… Чьи опять же? Я обвиняю в хулиганстве, меня обвинили в побоях ребёнка и пьяном дебоше. Так бы продолжалось долго, если бы не подошёл бочкообразный майор, вызванный по рации этими двумя, возможно, и преступниками в форме. Ну, а кто виноват должен быть? Откуда летёхе знать, кто круче — начальник постоянной комиссии или второй секретарь? И Казань и Красноярск большие города, региональные центры.
— Вы, идиоты, зачем Штыбу задержали?! — зашипел майор на подчинённых.
Блин! Это же мой знакомый! Помню, меня тут задерживали уже, когда жулик у меня паспорт спёр, только тогда этот майор капитаном ещё был! Гена его имя, а фамилию забыл. Чёрт. Со мной тогда был личный водитель Власова — майор Павел Дмитриевич. Ох и чихвостил он капитана этого! А щас, гляди, — майором стал!
Глава 17
«Маркин его фамилия!», — вспомнил неожиданно я. Как и вспомнил удар по почкам осенью 85-го, когда меня в местные «подвалы» привели. Ну и украденные ментами деньги я не забыл, хотя их, конечно, и воришка моего паспорта мог потратить. Теперь понятно, отчего этот майор на моей стороне. Ему сначала от криминального авторитета досталось, от Олега Каратаева, а потом, уже позже, его Власовым пугнули, причём по полной. Но как же он майором-то стал? Пока я размышлял и ностальгировал, папа Фарида багровел.
— Майор, ты моё удостоверение видел? — просипел высокопоставленный партийный работник.
Как бы не окочурился тут, лицо больно нехорошее, — автоматически отметил я.
— Мужик, что бы у тебя ни было, министра нашего ты не переплюнешь, — устало сказал майор, сняв фуражку и обнажив полностью седую голову.
Он и раньше был седоват, помню, но тут вообще весь белый. Работа нервная, что и говорить?
— При чём тут министр? — насупился дядя.
— Пап, я же рассказывал, что ППС, как приехал, сразу спросили про Штыбу, значит, у них указания были сверху. А ещё он с племянницей Горбачева спит!
— Ты свечку держал? — озлился я, хоть это было и правдой.
— Рот закрой, пока не убил! — грозит батя малолетнему недоумку, треплющему имя генсека.
Хорошо, что мы в углу стоим и не привлекаем внимания окружающих, но те, кто слышат, вид имеют офигевший. Даже мой тренер. Морда у майора Маркина стала совсем кислой, но решение он принял идеологически и юридически верное.
— Анатолий, простите, отчество не запомнил, что с этими троими делать? В камеру их? Заявление будете писать?
— Тащ майор, для начала хочу вас с новым званием поздравить, вы капитаном были, помню.
— Да что там, на два года задержали новое звание. Спасибо за науку! Так что с этими делать? — кивает головой седой.
— Думаю, мы сейчас с товарищем вторым секретарём побеседуем и разойдёмся мирно.
— Извините, ваше имя отчество не упомню, — обращаюсь я к отцу Фарида. — Я вашего сына пальцем не трогал, а вот он наоборот, хотел ударить Светлану Аюкасову, если слышали такую фамилию.
— Врёшь, — уже без энтузиазма спорит дядя. — Ваши слова против его! А побои мы сняли!
— Там свидетельница была, соседка, — ехидно сообщаю я.
— Учтём, — мрачно кивает себе под нос мужик.
Он что, собрался на свидетельницу воздействовать?
— Старушка — божий одуванчик, — на всякий случай сообщаю я.
Не хватало ещё, чтобы к бабке полезли!
— Бога нет, — так же задумчиво молвил коммунист.
Сука, ничего святого!
— Она — мама члена ЦК, вы там учитывайте всё, — вспомнил я ещё один факт.
— Да ладно! А эта ваша Светлана точно…? — наконец проняло татарина.
— Точно. Мой совет, пусть ваш сын извинится перед девушкой. И лучше в учебном заведении, а не домой лезет.
— У сына голова пробита!
— Задницу ремнём в детстве бить надо было, голова бы сейчас целее была! — надоело убеждать мне.
— Это верно, и в самом деле — запустил я воспитание сына. Эх. Вот меня били ремнём, и кем я стал? А его попробуй было только за ухо взять, как три сирены сразу орать начинали.
— Три? — не понял я.
— Жена, мама моя и тёща, — пояснили мне сложности татарского воспитания подростков.
— Ну что, расходимся? Раз в камеру идти вы передумали, — пацанёнок в моей душе не мог не подковырнуть поверженного врага.
— Хр-р-р-р.
Мощный храп Сергея Леонидовича отвлёк нас от беседы. Нет, ну ты посмотри — спит! А если меня тут… какая гнида. Набухался и спит, а народ, смотрю, уже в самолёт двинулся.
— Вот кому хорошо! — с неожиданной добротой в голосе произнес секретарь.
— Тащ майор, помогите тренера в самолёт доставить, а с товарищем Рево… Мы претензий не имеем друг к другу.