Глава 37

— Ты не переживай, и спасибо за заботу, — благодарю я.

— Эх, знала бы раньше, что он такой… Ладно, пойду в общагу, дочка дома одна, — посетовала Зоя.

Отвезти её домой на машине не предлагаю — вышла из расположения компаньонка у меня всё-таки.

На следующий день заехал в милицию, но зря. Уже отказ выписали по заяве. Причем дежурил на смене мой старый знакомый капитан, у которого даже глаз начал дёргаться при моём появлении.

Перед самым отъездом, в субботу, решил навестить Бейбута, ну, и, чего греха таить, Няму тоже. Привык я к животинке, утром дернулся было покормить ушастую, но вспомнил, что отвёз её в часть уже. И зачем я поторопился с этим? Ещё несколько дней мог бы тискать няшку. А если ей там, у солдат, плохо?

— Ты чего так рано приперся? — недипломатично удивился друг, не найдя в передачке ничего, кроме печенья и маленькой круглой шоколадки, которую тут же запихал себе в рот.

Не успел заехать я в магазин и купить другу что-нибудь вкусное. Ничего, их тут кормят.

— Завтра улетаю на турнир, решил проведать, как там Няма?

— Что ей будет? Договаривайся, чтобы пропустили в свинарник, сам посмотришь. Кстати, Ирка сегодня в части на дежурстве, а она о тебе как-то спрашивала.

Ирка забыта, поэтому иду по части, озираясь, чтобы не попасться той на глаза. В свинарнике, как ни удивительно, порядок и чистота. Армия!

— … и что делать? Хреново мне, спина прихватила, хожу с трудом, как я свинью забью? — жалуется нам начальник свинарника — седоватый и мускулистый прапор лет сорока. — А этот, молодой, и ножа в руках не держал.

Кроме прапора, тут, в свинарнике, был дух. Не запах, а молодой призывник, которого определили сюда — интеллигентного вида пацан, ещё не привыкший к своему месту службы. Вон как его от запаха местного воротит.

— Кто же свинью в июне забивает? — удивился я.

— Во-о-от! Штатский штатским, а понимаешь! Но в армии приказы исполняют, а не спорят, — то ли похвалил, то ли отругал меня прапор. — Ты че тут ищешь?

— Да, кролика… — растерявшись, замямлил я.

— А! Няма? Ну, иди гладь, можешь покормить, капусту не надо, вредно им много, — просветлел лицом дядька.

Хороший человек, наверное, как не помочь?

— Ты? А сможешь? Это тебе не… — удивился и не поверил прапорщик моему умению забить свинью.

— У меня отец — забойщик, научил.

Свинью я забил образцово-показательно. Тут же организовали жарёху, а несколько кусков сала прапор, посолив, припрятал. Явно, не всё сдаёт на кухню, но за руку его поймать трудно.

— Ты ты ты… убийца! — истерично ткнул в меня пальцем дух, заставив нас троих недоуменно поднять глаза на парня.

Он смотрел на кровавые дела с паникой в глазах. Первый раз, очевидно, наблюдает за этим действом. А ведь у Бейбута смена в роте скоро намечается, новый призыв уже приходит!

— Трудно тебе тут будет, — дипломатично заметил мой друг, не отрываясь от еды.

Вот кого вид крови не тронул. Бейбут и сам хвастал, что барана может забить, да и видел это не раз, живя у себя в деревне. И ничто сейчас не мешает моему другу уплетать за обе щеки жареную свинину. Бейбут одинаково равнодушно относится и к религии, и к политике. Потискав крольчиху, еду домой. Надо собираться — вылет рано утром.

В самолёте быстро уснул. Так нет же — разбудили обедать. Мы с Леонидычем на разных рядах сидим, я с двумя бабами лет тридцати пяти.

— … как в стакане карандаш! — изливает душу соседке одна из них.

Я чуть соком не поперхнулся от такой откровенности!

— Зато руки золотые! — заметила вторая.

— Но пьёт! Ой, там у тебя ещё осталось? — спохватилась первая.

А… им, наверное, лететь страшно, и они выпивают потихоньку! Сижу у окна, меня не трогают, и я пытаюсь опять поспать.

— А ты откуда знаешь? — снова слышу голос первой сквозь сон.

— Что знаю? — переспрашивает вторая.

— Что он храпит! Ах ты, сучка! Значит, я в командировку, а ты…

Да ну их, пусть хоть дерутся меж собой! К прилёту в Ленинград, одна уснула, а другая сидела и тихонько напевала себе под нос застольные песни. О времена, о нравы!

Из федерации нас в аэропорту встретили, но ещё час мы ждали самолёт с боксерами из Алма-Аты, пока ещё столицы Казахстана.

В гостинице «Пулковская», куда мы заселились, сразу стал заметен высокий международный статус этого турнира. Среди спортсменов особенно выделялась представительная делегация кубинцев.

— Вон тот, Гонсалес — в моей категории, а вот тот негр, Педро зовут, — чемпион мира, между прочим, он в полста один, — рассказывал мне Цзю, пока я ожидал заселения. — Слушай, а давай попросим Тимофея Скрябина, с которым меня поселили, переехать на твоё место, а ты ко мне?