Терентьевич тогда же сгоряча предлагал казнить Пелюшу лютой смертью, что издавна полагалась предателям: свести вместе у земли верхушки двух стоящих в относительной близости берез, привязать к ним злодея за ноги, а потом перерезать удерживающую согнутые вниз деревья веревку. Но, как уже было сказано, Андрей решил по отношению к «герцогу литовскому» иное.

И, к слову, показания допрашиваемого, к удивлению того, были подробнейше записаны специально присланным епископом Симеоном монахом, потом Внуков сам составил отдельное письмо владетельному Миндовгу, где ничем не обмолвился о грядущих своих военных приготовлениях, зато достаточно подробно, целыми кусками цитировал показанное Пелюшей. По крайней мере, со стороны властителя Литовского края неприятностей можно было в ближайшее время не ждать, как, впрочем, и какого-либо прямого и явного содействия...

________________________

*) Футбольный клуб ЦСКА (Центральный спортивный клуб армии), как считается, был создан в свое время на основе ОЛЛС (Общества любителей лыжного спорта), образованного еще в царской России в 1911 году.

Глава 11

в которой Товтивил тоже собирается на рать и участвует в жертвоприношении; также мы узнаем о подвигах княжича Федора в Витебске и татарских кознях

Примерно одновременно с русичами стал собираться в воинскую дорогу и Товтивил. С собой он должен был привести небольшой отряд всего человек в пятьдесят конных, ускоренный переход которого из Ливонского края в Эстляндию вряд ли мог вызвать серьезный переполох среди орденских людей, буде даже они о том прознают. Не решаются большие дела настолько малой ратью, не те еще времена, не та выучка и не то оружие! Впрочем, про другие эпохи здесь знали только разве что в другую сторону. Отчасти и потому — по установленному издревле обычаю, полагалось пред началом столь важного в нынешних обстоятельствах деяния принести богам богатую очистительную жертву.

Жертвоприношения племена, населявшие эти земли, любили. Были среди подобных празднеств разные. Так, к концу года традиционно приносили в очистительную жертву козла, но и человеческие жертвы были в Литовском крае в ходу, почитаясь более угодными богам, нежели козлиные. При них присутствовало всегда громадное количество народу, обстановка создавалась предельно торжественной. Причем была еще и такая градация: на добровольные и насильственные. Стоит ли заметить, что преступники, уличенные в своих деяниях, равно как и иноверцы, к участию в этих обрядах хотя бы и в качестве наблюдателей не допускались — под страхом немедленной смерти, между прочим!

К добровольным очистительным жертвоприношениям обрекали себя, как правило, больные, увечные или совсем глубокие старики — так, к примеру, сжигали себя в конце жизни Криве-Кривейто, а родители приносили в жертву богу Потримосу своих детей. Случалось приношение насильственных жертв и из военнопленных, происходило это обычно после удачного воинского похода, когда первосвященнику на руки отдавали до трети всей полученной добычи, а знатнейших пленных не назначали под выкуп, а торжественно сжигали.

Так несколько лет назад после одержанной пруссами победы над крестоносцами многих из побежденных взяли в полон, а одного решили принести в благодарственную жертву. Для этой цели бросили между пленными жребий, выбор пал на гражданина города Магдебурга некоего Гирцгальса. Но тот, считавшийся в своей местности человеком богатым и благородным, обратился с просьбой о спасении от жуткого обряда к одному из прусских старейшин, именуемому Генрихом Монте.

Тут надо сказать, что сам Монте ранее был в Магдебурге именно в качестве пленного. И именно по свидетельству Генриха, бывшего в своем селении виршайтосом — что ниже кривуле, но все-таки старейшиной — Гирцгальса освободили-таки от кажущегося неизбежным принесения в жертву. По существующему положению жребий был брошен заново, и снова выбор пал на того же магдебургского немца. Тут опять вступился за него Монте. Пришлось бросать жребий в третий раз. Надо же, но вновь выпал Гирцгальс! Он сам после такого не стал просить для себя помилования, взошел добровольно на костер, на котором и был сожжен во всем своем всеоружии...

И на сей раз действо обещало быть торжественным, но не настолько же пышным и необычным. Поначалу вышел вперед один из вайделотов, изложил действующие правила жизни. Привели козла, тут в дело вступил уже и сам Криве-Кривейто. Лиздейко возложил на животное руки и стал громко читать молитвы, окружающие при том массово каялись в совершенных ими грехах.. Придерживая свое пышное убранство и не снимая левой руки с перевязи, где был изображен Перкунас, первосвященник ступил на шаг назад.

Впереди оказался начавший жертвоприношение вайделот. Он подошел к назначенному жертвою козлю, убил его специальным ножом, кровью животного окропил всех присутствующих — Лиздейко болезненно поморщился, когда красные капли упали на перевязь с изображением Перкунаса. Другую скотину, как то — быков, свиней, гусей, кур, равно как и лошадей, предпочтительно белых, — в тот день в жертву не приносили, ограничившись лишь традиционным для Литовского края козлом.

Вайделот же, выступивший жертводателем, по завершении этого, собственно, процесса вышел в толпу окружавшего народа и позволил каждому поочередно подойти к себе и взять за волосы, потрясти из стороны в сторону, как бы грехи свои из жреца вытряхивая. Сразу, как отошел от вайделота последний, бросились к нему вновь окружающие и стали заново трепать его за волосы. Жрец об ту пору кричал, что было сил, по местным верованиям считалось, что чем громче крик, тем полнее будут отпущены богами грехи всем тем, кто в жертвоприношении участвовал!

А завершал все, конечно, вполне традиционный для здешнего мироустроения роскошный пир...

...Товтивил встал из-за стола и направился к временно разбитому для него неподалеку от праздничной поляны шатру. Князь знал, что должны были прибыть уже к тому времени послухи с восточных земель Литовского края, потому и не досидел опричь первосвященника Лиздейко, пусть и считалось это место за столом особо почетным.

«Горазда пить и гулять литва, — думал внутри себя по дороге беглый племянник владетельного Миндовга. — Не оттого ли и многие мои неустройства, что когда воевать уже пора — им бы только петь да праздновать?! Ладно, послушаем, как заратились на эту пору русичи, срок оговорен был, успевает ли Федор?».