Шрифт:
И вот сейчас, набравшись смелости, она спросила у Дениса:
– Вирь-ава, как она? Хорошо целуется?
Он лишился дара речи. Перед его глазами замелькали синюшные губы Девы леса, её волчьи зубы и полчища насекомых, облепивших её берестяную ногу… Его вырвало в стоящее рядом с лавкой ведро.
«Ой, что ж это такое-то! Что же это я наделала!» – запричитала по-мокшански Варвара, вытерла Денису губы и принесла из сеней ещё браги, себе и ему. Тот выпил весь ковш и злобно посмотрел на жену.
– Ты мне нарочно о ней напомнила, Варя?
– Не помнишь, что значит «варя»? – вспылила она. – Не зови меня так! Сколько раз говорить? Вдруг кто услышит? Смех на всю деревню. Усвой: я Толга!
– Хорошо, Толга. Ты поиздевалась надо мной?
– Нет. Просто дивлюсь. Сегодня тебя тошнит от Вирь-авы, а вчера ты сосал её молоко. Как миленький сосал, аж причмокивал!
– Голодный был. Усталый был…
– Вооот! – печально пропела Варвара. – Вдруг такое снова случится? Оголодаешь, а Вирь-ава накормит. И женишься на Вирь-аве. Боюсь я этого…
– «Женишься»… – в недоумении затряс головой Денис. – Как тебе такое могло в голову прийти?
– А вот могло! – с вызовом ответила Варвара.
Она пересказала мужу свой вчерашний разговор с Офтаем – о ярмарке, о Мине, о Ведь-аве и их сыне, который монашествует на Соловках…
– ---
[1]Келу (мокш.), Киля (эрз.) – Берёза, героиня мордовских преданий. Белокожая светловолосая девушка, в одиночку зарубившая ногайский отряд.
[2]Пада (мокш.) – женский половой орган.
[3]Бохарям (мокш.) – погреб во дворе. Бохарям-ава – богиня-хранительница погреба.
Глава 13. Морозная муха
Гигантская ледяная муха неслась за Миной, и с её крыльев стекал нестерпимый мороз. Она прилетела с севера вместе со жгучим ветром и снегом, который падал на летнюю траву и нагретую солнцем почву. Он таял, и над землёй поднимался пар.
Похолодало внезапно – сразу же после того, как Мина затянул Оз-мору на вершине потревоженного им кургана. Он уже давно догадался, что эти могильные холмы – маары – были воздвигнуты вовсе не по приказу белого царя Ивана Васильевича, как думала крещёная мордва в бортном селе Вельдеманове[1].
Мина начал искать тайну мааров четыре года назад, сразу же после того, как похоронил жену Пелагею – единственного близкого ему человека. Остальных его родственников задолго до её смерти унесла моровая язва.
Пелагея мучилась от болей в животе и медленно угасала, но от своих друзей Мина не видел ни помощи, ни утешения. Один за другим они начали избегать его. Даже кровный брат Алферий перестал к нему заглядывать. Ведь всем нравятся люди весёлые и хлебосольные, а не угрюмые и замкнутые в себе.
Когда Пелагея умерла, Мине нестерпимо захотелось поговорить с вайме жены. Курганы ему виделись дверьми в загробный мир и, копаясь в них, он ждал, что с минуты на минуты из вырытой ямы вылетит огромная зелёная бабочка и скажет: «Это я, Полё!» Он почти забросил свою кузницу. «Умом тронулся!» – решили односельчане. Самые сердобольные подавали ему, чтоб не умер с голоду.
Месяц за месяцем Мина рылся в маарах, но бабочка так и не вылетала. Он находил лишь бурые кости и черепа, детали конской упряжи, черепки, горшки и украшения, совсем не похожие ни на русские, ни на эрзянские. Встречали ему и покрытые патиной бронзовые ножи, наконечники стрел, серпы… Такими в Вельдеманове уже никто не пользовался.
Тогда-то Мина окончательно понял, что маары насыпали не ратники Ивана Грозного, а какой-то неизвестный народ, живший в глубокой древности, задолго до рождения великого царя. «Не этот ли народ сложил Оз-мору?» – задумался Мина[2].
Русь в те времена переживала смуту, и крещёные нижегородские эрзяне, отбившиеся от власти белого царя, возвращались к старой вере. Как и все односельчане, Мина жил двойной жизнью. Он звался Миной в церкви и Пиняем на керемети, где в дни сельских молений поклонялся эрзянским богам Чам-пазу, Нишке-пазу и Анге-патяй, а заодно и Пресвятой Богородице.
Слушая величественную мелодию и загадочные слова Оз-моры, он хотел проникнуть в её смысл. Что пел давно исчезнувший народ, о чём просил своих богов? Нельзя ли, поняв слова древнего гимна, воскресить любимую Полё?
«В курганах наверняка зарыты какие-то письмена? Вдруг, прочтя их, я раскрою тайну Оз-моры?» – думал Мина.
Ради этой липкой идеи он пожертвовал всем, чем мог: окончательно забросил свою кузницу, жил впроголодь, перестал гулять с женщинами и искать себе новую жену. Год за годом он вгрызался лопатой в слежавшиеся тела курганов, чтобы глубоко в их недрах найти эти письмена, а потом отнести в церковь. «Уж поп-то точно прочтёт! Он же грамотный. Не может быть, чтоб не прочёл».