— Нет. У неё никогда не получалось надуть меня. — толкаю и замираю. Покусывая губы, незаметно перевожу дыхание: — Я удивился, потому что у меня создалось впечатление, что вы с дядей Сашей не знаете о её страданиях.

Родители Ани обмениваются взглядами, прекращая сортировку стола.

— Эта девочка откусит собственную руку, чтобы отгородить нас от боли, — вздохнула Маргарита Николаевна. — Жаль, что она отказывается говорить всё, как есть.

— Мне кажется, она считает… — я замолкаю, подумав, что обманываю доверие Ани, но потом смотрю на выражение лица её матери и решаю, что должен сказать: — Она считает, что в том, что свадьбу пришлось отменить, целиком её вина. И она не хочет говорить вам правду, потому что боится, что вы плохо о ней подумаете.

Лицо тети Риты побледнело, а лицо дяди Саши вытянулось. Повисла неловкая пауза, которую, кажется, никто из нас не способен разрушить. И которую нарушает щелчок открываемой входной двери. И в этот момент у меня сердце замирает.

— Никит, спасибо, что рассказал, — тихо поблагодарила меня тетя Рита и кивнула дяде Саше, чтоб тот встретил детей. — И как бы там ни было, мы считаем, что вы с Аней будете чудесной парой.

Маргарита Николаевна вздыхает и оглядывает накрытый стол.

— Ты молодец, — заметил мой отец.

— Надеюсь, я не испортил всё ещё больше. — выговариваю сдавленно.

— Не думаю. — заключает легко и добавляет: — Ты знаешь её лучше, чем кто-либо другой.

— То-то и оно…

— Вы как раз вовремя, — раздаётся громогласный голос дяди Саши из прихожей. — Мясо только с огня снял. Поторапливайтесь, а то остынет.

В комнату входит хозяин, следом за ним идут улыбающиеся Дима и Лиля, а за ними следует Аня.

Грудь обжигает изнутри. Дышать становится нереально тяжело. Я тут же ловлю чувство тревоги и беспокойства, увидев её побледневшее, натянутое лицо. Когда Аня глянула на меня, её глаза просияли, но потом снова потухли. Я буквально ощутил, как разрывается её сердце. И когда она кивнула мне и поцеловала в щёку моего отца, я почувствовал, как со звоном разбивается мое собственное сердце.

Анна Смирнова.

Однажды Рождество снова станет чудесным праздником.

Никто не будет напрягаться, избегая запретных тем.

В прошлом году все боялись говорить о моей свадьбе. В этом году все обходят тему моих отношений с Никитой, который теперь полностью избегает меня.

— Может, хватит пить? — толкает Дима, присаживаясь рядом со мной на ступеньки крыльца.

— Это всего третий бокал. — отмахиваюсь я.

— Ты почти ничего не ела, — возражает брат и, забрав у меня вино, вручает мне пустой бокал. — Пожалуйста.

Я ворчу себе под нос и ставлю бокал рядом с собой.

— Кстати, а почему ты сидишь тут одна с вином? — разбирает его неожиданное любопытство. — Никитос уехал час назад.

В груди резко вспыхивает пожар. Но по сравнению со всем, что я пережила, эта боль сладкая.

— Дело не в нём.

— Аня. — выдыхает брат тяжело. — Послушай. Я очень люблю тебя, но тебе пора прекратить жалеть себя.

— В смысле? — задыхаюсь от возмущения.

— Уже год прошёл. — недовольно бурчит он. — Довольно много времени, чтобы избавиться от жалости к себе. Ты не находишь?

— Я не жалею себя! — в момент ощетиниваюсь и нападаю: — А если бы и так, кто ты такой, черт подери, чтобы говорить мне, что я не могу делать этого? Ты, с твоей идеальной свадьбой и своей новоиспеченной женой?

— Я твой брат, — Спокойно отвечает он и обнимает меня за плечи. — И я люблю тебя. Вот почему я могу быть откровенным с тобой. Послушай, никто не говорил, что то, что случилось год назад, не было паршиво. Но ты используешь это как отговорку, чтобы не двигаться дальше.

— Из-за Никиты?

— Да. И потому, что после случившегося ты считаешь, что с тобой что-то не так.

— Кто тебе сказал? — вскинулась я.

— Дошли слухи. — хмыкает братец.

— Это был Ник. — не спрашиваю, а констатирую факт.

— Вообще-то, я услышал это от мамы с папой. — усмехается он. — А вот они от Никиты.

— Мне не следовало делиться с ним.

— Я рад, что ты поделилась. Мы все рады. Иначе у нас не было бы шанса сказать тебе, что ты ошибаешься, если думаешь, что это правда.

— Но это правда. — возражаю и чувствую, как у меня начинают дрожать губы.

— Аня…

— Нет, Дим. Миша сказал мне…

— Миша — эгоистичный сукин сын! Он всегда знал, что ты слишком хороша для него, но каким-то образом заставил тебя поверить, что всё наоборот.

— Я не знаю… — я растерянно заморгала от такого шквала эмоций моего брата. — Я не знаю, что сказать.

— Не надо ничего говорить. — улыбается, но как-то грустно. — Просто поверь.

Если они все считали Мишу недостойным меня, почему все они молчали?

— Ты не стала бы нас слушать, если бы мы сказали тебе. — словно прочитав мои мысли, ответил Дима. — Аня, я знаю тебя всю свою жизнь. И знаю, как работают твои мозги.