А врачи, обработав вчера большую часть населения – торопились сегодня закончить. В сроки укладывались, к вечеру планировали загрузить ПАЗик обещанными деревенскими ништяками и отбыть. С утра обследовали небольшой коллектив агрохолдинга, которых привел Анисим, потом потянулись пенсионеры, после обеда Председатель обещался загнать оставшихся, из люмпенов и нескольких пастухов, которые были на выпасе.

Отделение агрохолдинга здесь было небольшое, но значимое – помимо полей, зернотока и небольшого зернохранилища, овощехранилища (оставшихся ещё с советских времен), в деревне находилась конюшня, краса, гордость и любимое хобби руководства. Табун был голов под сорок, причем с пяток лошадей были какими-то особо породистыми, неоднократно выступали на скачках в Башкирии и нередко привозили домой призовые места с сабантуев.

Помимо этого был гараж теплый, кузня небольшая при нем, слесарка аж с несколькими станками. Всё это ещё со времен совхоза, то есть – построено на века и основательно. Несколько тракторов в этом гараже в наличие тоже имелось. И небольшой филиал нефтебазы, с несколькими емкостями, под бензин и д\т.

В святые девяностые всё курочили и растаскивали с остервенением, но всё не осилили, а потом на базе совхоза образовался агрохолдинг, процесс распада прекратился и повернулся вспять. И что характерно, при новом рачительном собственнике – народу в агрохолдинге было задействовано не в пример меньше, чем в совхозе, но продукции на гора выдавалось больше, овощи не гнили за зиму, скотина не голодала. Естественно, на жизни простых работников, в отличие от руководства это особо не сказалось, миллионами в полях и на ферме никто не ворочал.

Но за работу держались, зарплату выплачивали стабильно, а по сезону ещё и за переработку. Плюсом, хоть масштабы расхищения казенного имущества по сравнению с временами союза снизились в разы, но всё таки были, что являлось существенным подспорьем для деревенского быта. Скотину держали почти все, поэтому халявные корма были как нельзя кстати, а на небольшие хищения без цели перепродажи руководство закрывало глаза, списывая эти мелочи как неофициальную тринадцатую зарплату.

Так что из работников агрохолдинга осталось обследовать только двух конюхов с дальнего выпаса (в паре километров от деревни, которые как раз и пасли породистую пятерку из табуна), которых Анисим обещал прислать после обеда, заменив их уже прошедшими комиссию. А пока медики приступили к увлекательному квесту: «обследуй трёх человек и найди один цирроз печени первой стадии и два алкоголизма второй степени». Это подошла протестная часть населения деревни: ситуативные хиппи, стихийные анархисты и прочие маргиналы, шатающие систему.

С ними подтянулись и два брата-гастарбайтера с семействами, приехавшие в деревню откуда-то из Средней Азии, в рамках программы переселения соотечественников. В деревне они уже жили третий год, поначалу новые соотечественники по русски практически не разговаривали, официально нигде не работали, кормились приусадебным хозяйством, скупкой с осени по весну картошки за дешевую казахстанскую контрабандную водку у любителей заложить за воротник. Планы по экспансии деревни, которые у них наверняка были изначально – пресёк на корню Серёга и держал их с тех пор на карандаше, не давая разгуляться.

В частности, их инициативу по организации нелегальной скупки металлолома задарма он задавил в зародыше. Попытка братьев подключить к решению своих проблем с участковым диаспору из города окончилась пшиком в буквальном смысле этого слова. Приехавшую пятерку смуглых бородачей на тюнингованном по гланды хачмобиле встретили довольно тепло, под наставленными на них ружьями подтянувшихся неравнодушных охотников бородачи дисциплинированно выгрузились из машины и провожаемые поощрительными поджопниками бодро проследовали пешком до села. Девять километров они преодолели за полтора часа, там дождались рейсовой маршрутки и были таковы.

Но обещали вернуться. И ведь вернулись. За машиной. С извинениями. А с машиной получился пшик, ей все четыре колеса пробили, варварски. Подозрение пало на двух хулиганистых школьников, «русских фашистов» Рашида и Фаниса, которые уже принимали участие в конфликте с детьми мигрантов. Русскими фашистами их заклеймила жена одного из братьев, когда ездила в село разбираться со школьной администрацией, по причине побоев у своих детей. Педсостав в ответ выкатил свои претензии и всё это могло вылиться не то в административку, не то в уголовку, но к счастью – дети разобрались сами. В результате дети мигрантов стали сносно изъясняться на русском, подтягивать родителей и давали надежду на свою возможную дальнейшую успешную социализацию в рамках законов, в отличие от упорствующего в своих заблуждениях старшего поколения, застрявшего в рамках парадигмы средневековых отношений. Конфликты в школе прекратились. И да, Фаниса и Рашида дети гастарбайтеров с тех пор крепко стали уважать.

Так что врачам, занятым сейчас работой с таким контингентом можно было только посочувствовать. Хотя они справлялись и не церемонились, да и колоритная публика, проникшись профессионализмом врачей, их подходом и имиджем – вела себя прилично, права не качала, рецептики выписать и спирта налить не просила. Очередь пациентов уже шла на убыль, уже обследованные у конторы не задерживались и расходились по свои делам, так что появление двух всадников бомжевато-щеголеватого вида на невысоких, но бодрых лошадках непривычного вида – ажиотажа и удивления у немногочисленных свидетелей не вызвало…

Несмотря на теплую погоду одетые в тюбетейки, подбитые лисьим мехом, какой-то невообразимой пестроты халаты, всадники не производили впечатления ряженых клоунов. А луки за их спинами не походили на красивые поделки реконструкторов, как-то сразу, глядя на них – приходило понимание, что из этого вот лука, неказистого с виду – привычней убивать, чем развлекать публику на фестивалях. В общем, желания подшутить над их внешним видом, появление всадников ни у кого из присутствующих на площади не вызвало.