– Как любопытно. Можете назвать любимых авторов?

– О, разумеется! Например, комедия Доржа Маритиния «Суета вокруг тронов», зловещий роман Тайка Войдителя «Что мы творим во тьме», о тайной жизни драу, увлекательная история о приключениях тайного алхимика «К тяжёлому выбору»…

– О, я смотрю, юная леди, у вас недурной вкус! Рад услышать, что классические имперские драмы, выдержавшие тысячи постановок в разных театрах, до сих пор популярны у молодёжи.

– Ой, вы же говорили, что драматург! – всплеснула руками Завирушка. – Как бы я хотела хоть раз в жизни побывать в театре!

– В Корпоре правит Дом Теней, так что театров там более чем достаточно.

– Боюсь, – вздохнула девушка, – это развлечение не для послушниц из бедных монастырей. Я получу посвящение в птахи, пройду обучение, а потом меня отправят на служение куда-нибудь поближе к Краю и подальше от столиц. Нет, я не жалуюсь, господин, не думайте – я рада служить людям в любом месте, где смогу пригодиться. Но театры на пути духовного служения встречаются нечасто… О, вот и мой корабль! Благодарю вас, господин Полчек, вы были очень добры ко мне. Я не забуду вас в молитвах Вечне Нашёптанной.

– Счастливого пути, Завирушка, лёгкого служения. Один вопрос, на прощание: что вы помните о своих родителях?

– Ничего, совсем. Птахи меня нашли меня на берегу, мокрой и замерзшей, мне было на вид лет пять, и я ничего не помнила, даже своего имени.

– А какие-нибудь воспоминания из детства?

– Только монастырские. Я почему-то очень боялась темноты, и настоятельница всегда ставила мне в комнату толстую свечу из тюленьего жира. Та громко трещала и ужасно воняла, но я без неё не могла уснуть.

– Именно свечу, не магический светильник?

– Да, представляете? Только мне, у остальных послушниц были шары иллюзорного света. Шары дешевле свечей, но только если послушницы заряжают их сами. А я не могла, у меня совсем нет способностей, даже самых крошечных.

– Странно для птахи, – заметил Полчек.

– Ага. Девочки даже думали, что я притворяюсь. Однажды они специально погасили мне свечу и сказали, что если я не зажгу светильник, то так и буду сидеть в темноте.

– И ты не зажгла?

– Нет. Я так испугалась, что визжала, как резаная! А потом грохнулась в обморок.

– Бедная девочка, – посочувствовал Полчек.

– Когда очнулась, мне рассказали, что, пока я валялась, в монастыре погасли все светильники. Представляете?

– Серьёзно? Погасли светильники? – голос Полчека внезапно стал жёстким, его рука потащила из шевелюры крупную бирюзовую бусину, но девушка так увлеклась рассказом, что ничего не заметила.

– Все до единого! – рассмеялась она. – И потом два часа никто не мог их зажечь, даже настоятельница! Я думаю, это Вечна сделала, чтобы научить их не пугать маленьких! Я тогда решила, что вырасту и стану птахой, чтобы её отблагодарить.

– Обязательно станешь, – тихо говорит Полчек, – но не в этот раз…

Его тонкие, но сильные пальцы давят в пыль бусину, и некоторые причины меняются местами со следствиями, некоторые события происходят не в том порядке, в каком собирались, а на нити времени возникает маленький, почти незаметный узелок.

– Мой корабль! – в отчаянии вскричала Завирушка. – Он уходит!

Неуклюжий, но вместительный двухкорпусной орденской паром медленно отваливает от пирса, влекомый буксиром кованых, и команда уже ставит паруса на центральных мачтах.

– Кажется, ты всё-таки опоздала, – сочувственно говорит Полчек. – Паромы никого не ждут.

– Но ведь у меня было достаточно времени!

– Время очень странная субстанция, – сообщает хронург, теребя пальцами лишившуюся бусины косичку. – Его никогда не бывает достаточно. Либо слишком много, либо слишком мало.

– Но как же мне теперь быть?

– Это не единственный корабль, идущий в Корпору. Почти каждое судно, отваливающее от причала, как минимум заходит на остров.

– Вы не понимаете! У меня нет билетов и нет денег! У меня только орденское поручение! С ним я могла уплыть только на этом пароме! Как вы думаете, если я пообещаю весь рейс убирать, мыть посуду и полы, кто-нибудь согласится меня отвезти?

– Моряки не моют пол, а «драют палубы». Но дело не в этом. С таким подходом ты почти наверняка окажешься в трюме работорговцев ещё до вечера. Если не в котле на камбузе пиратов.

– Но что же мне делать?

– Паром вернётся. Орденские перевозчики неторопливы и тихоходны, заходят в каждый мелкий порт и стоят там подолгу, но недели через две ты сможешь сесть на то же судно по тому же поручению.

– Две недели! Вечна милосердная! Но вы правы, господин Полчек, – сказала Завирушка, вытирая рукавом мантии выступившие слезы, – жизнь не закончилась. Я пойду в здешний храм Вечны и покаюсь перед птахами. Может быть, мне простят мою беспечность и позволят пожить в храмовом общежитии на правах трудницы во славу нефилимову. Буду готовить для паломников, убирать, драить туалеты… Эх, а Корпора была так близко!