– Есть что-то еще. Помнишь Клирвотер после войны? Он был и в худшем состоянии.

– Но Империя не забыла его в отличие от Эверморна.

– Никто не забыт, ничто не забыто! Я о другом. Дай подумать. Что-то я упускаю, Дитрих. Что-то на краю глаза или на самой тонкой струне уха. Слушай, – Роланд затих.

– Слушать что? Тишина гробовая…

– Именно. Вечером даже в проклятой Патрии шума больше. Знаешь, какие разговоры здесь ведут люди? «Как день? Как обычно. Жизненно».

– Обычные житейские разговоры.

– Даже слишком обычные. Подожди, ты слышишь?

Оба замолчали. В ночной тишине были слышны звуки шаркающих шагов с улицы, а вместе с ними звук, словно кого-то тащат по мостовой. Пригнувшись, инквизитор подошел к окну и взглянул на улицу ночного Эверморна. В темноте шла процессия из десятка человек. Тот, что шел впереди, тащил за собой предмет, подозрительно похожий на тело. Все это происходило в метрах ста от трактира, на самой окраине города.

– Готовь оружие, Дитрих. Мы идем за ними.

Вооруженные мечами Роланд и его спутник отправились за толпой. По полям они вышли к роще, где в овраге находился вход в пещеру, из которого исходил свет. Инквизитор затаился рядом с расщелиной и стал прислушиваться.

– Идиоты! – доносился грубый голос из пещеры, – в городе инквизитор, а вы не утерпели с новой жертвой.

– Бог надежды не ждет, не терпит. Новая жертва будет принесена сегодня! – отвечал тому гнусавый голос.

– Их должно быть человек двенадцать, – шептал Дитрих, считавший голоса.

– Кто-то идет. Они догадались выставить охрану, – ответил инквизитор.

Устроив засаду, поборники веры без труда обезвредили двух вышедших из пещеры людей.

– Ну, теперь их около десяти.

– Шансы почти равные, – усмехнулся Дитрих.

– С нами Бог. Вперед.

Они вошли в пещеру, которая начиналась извилистым тоннелем. Внутри стоял запах затхлости. За одним из поворотов на инквизитора сверху набросилась некая фигура ростом с ребенка. Правда, если бы это был ребенок, это был бы чертовски сильный и монструозный ребенок. Существо исторгло дикий крик: «Они здесь, они здесь!». В пещере началась суматоха. Роланду понадобилась пара секунд, чтобы избавиться от нападающего. В этом ему помог Дитрих. Когда напарники вошли в большой пещерный зал, там уже никого не было (в стенах было много проходов, куда, судя по всему, убежали остальные культисты), кроме одинокой горбатой фигуры, склонившейся над телом человека. Он стоял под знаменами из кожи (очевидно, человеческой), но которых были изображены языческие символы, богомерзкие фигуры. Горбун обернулся к инквизитору, явив свой полудемонический лик, искаженный злобой и безумием.

– Жертва должна быть принесена. Во имя Горбатого бога!

– Ты чудовище, – выпалил Дитрих, – у тебя нет ни стыда, ни совести!

– А у тебя они есть? – заметил горбун.

– Кончено же есть, – ответил сбитый с толку странным вопросом Дитрих.

– Тогда давай сюда! – закричал в безумии культист демонов, затем вытащил кривой кинжал и бросился к напарнику инквизитора.

Но Роланд в ответ достал и поднял над собой крест Элеоса, и тот, отразив свет факелов, освещающих пещеру, поразил противника как ментально, так и физически. Секунды агонии существа хватило, чтобы ловкий Дитрих одним взмахом меча отрубил тому голову. Искать остальных по тоннелям было бы бессмысленным занятием. Тем более, все что инквизитору Роланду было нужно, они уже достали. У них была голова врага. Спрятав голову и покинув противную пещеру, Роланд и Дитрих вернулись в таверну, в свою комнату.

– Вы уверены, что без этого не обойтись, лорд инквизитор?

– Напомнить условие, по которому ты был спасен от костра?

– Не нужно, покончим с этим побыстрее.

На стол была брошена голова горбуна, в смерти выглядевшая еще хуже. Вечность, кажется, не принесла этому существу покоя. Дитрих опустил руки на лоб убитого. Глаза спутника инквизитора закатились, а кожа побледнела, на веках выступили капли крови. Он начал вещать не своим голосом.

– Завтра. В волчий час. Настоятель совершит великое предательство и подарит весь Эверморн Горбатому богу. И все верные и неверные жители города станут одним целым – избранником Горбатого бога.

Он вышел из транса. Роланд какое-то время сидел в задумчивости, затем поднял глаза к Дитриху.

– Твои таланты не раз пригождались делу света. Спасибо тебе. Очевидно, что «великое предательство» произойдет завтра, во время проповеди. Мы должны быть готовы.

Культ Горбатого бога. Казалось, от этой заразы избавились еще до Семилетней войны. Но он вернулся вновь. Неудивительно, что бог, дающий надежду в отчаянии, явил себя именно сейчас, когда последствия войны убивают не хуже её самой. Инквизитор презирал тех, кто поддался соблазну Горбатого бога, ведь высшую надежду дает лишь Элеос, надежду на рай. Жрецы Горбатого утверждают, что слабость – сила, а уродство – дар. Одно дело, когда рок ниспослал человеку беду, и тот пытается бороться с нею, преодолевать трудности и оставаться при этом человеком. Но другое дело, когда он начинает превозносить уродство как дар божий. Так пораженный лепрой, что служит богу отчаяния, считает, будто бы проказа делает его выше остальных людей. С ней он ближе к богу. Высшее лицемерие. Роланд считал, надо стремиться к чистоте, а не прикрывать грязь её надуманной святостью. Но вызывал опасения тот факт, что за этим культом, как выяснила инквизиция, стоят темные силы. Это значит, культ Горбатого бога не просто собрание язычников, это враг, которого нужно уничтожать, не щадя.

– Никто не ожидает имперской инквизиции. И в этом их главная слабость, – говорил Роланд следующим днем, заходя в церковь за некоторое время до начала проповеди.

На втором этаже церквушки находилось десятка два человек, ожидающих проповеди. Настоятеля нигде не было видно.

– Может вы ошиблись, Роланд, и предательство произойдет не здесь? – прошептал, наклонившись к инквизитору его напарник.

– Пойдем, найдем его. У нас уже есть все основания прирезать паршивца.

Они начали обыскивать церквушку, но не было и следа настоятеля. Роланд уже пришел было к выводу, что проповедь – отвлекающий маневр, когда взгляд его привлек алтарь, задняя часть которого как бы выпирала. Инквизитор подошел к ней и дернул так сильно, что та отвалилась, обнажая проход в низ.