Поднимись с колен и говори,– приказал он.

Худая, жилистая фигура, чуть выше среднего роста поднялась с колен.

Пришелец, приложил правую руку к не запахнутой груди, покрытой рыжим волосом, как бы говоря,– моё сердце открыто для Вас! Моя жизнь принадлежит Вам!

Я человек простой, благочестивый, любящий свою родину.

Я не могу смотреть на то, как некоторые люди развращаю наш народ, творят беззаконие и хотят свергнуть вашу законную власть.

Начал Иуда.

Кто тот изменник? Кто, угрожает нам и нашей власти ?– перебил говорящего Анан, напряжённо вглядываясь в лицо пришельца, и сделав знак охраннику удалиться из помещения.

Я говорю о человеке, о новом пророке как его называют в народе, Иисусе Назареи.

У которого я подвизаюсь в учениках , с единственной целью уличить обманщика и предать его в руки законной власти, для осуществления правосудия .

Возникла некоторая пауза во время которой Анан и Каиафа пристально вглядывались в лицо Иуды, соображая не подослан ли этот человек к ним с грязной клеветой, их врагами и не сумасшедший ли он.

А кто такой Иисус Назарей?,– спохватившись после затянувшееся паузы, пренебрежительно спросил Каиафа, делая вид, что это имя он слышит впервые.

Расскажи нам о нём, в чём обвиняешь ты Иисуса Назарея?

Много ли у него последователей? Как принимает народ его проповеди? Творит ли он чудеса? – задал Анан свои вопросы , уже не тем властным голосом который звучал из его уст ещё некоторое время назад, а голосом тихо журчащего ручья, убаюкивающим и расслабляющим, внимание и дух.

Но сначала поведай нам о себе, мы знаем , что ты назвался, Иуда Искариот.

Но ведь это не полная правда, мы правы?

В зале повисла тишина, Иуда размышлял с чего начать свой рассказ.

Последние слова Анана немного озадачили его.

Ты в замешательстве, не ужели ты думаешь, что мы, допустили бы тебя , столь быстро к себе, если бы не знали, кто ты такой? –с прищуром хитрых глаз сказал Анан, как то искоса вглядываясь в удивлённое лицо Иуды.

Нам известно многое, мы обязаны знать всё о наших подданных.

Мы знаем, что свершённого тобой хватит, чтоб осудить тебя Иуда, как минимум к тридцати девяти ударам плетью, а если нам захочется покопаться в твоём прошлом по глубже, то возможно мы, набрали бы твоих проступков и на значительно большее наказание!

На лице Иуды выступил холодный пот, рука лежащая на груди, впилась в неё, ногтями.

Меня Вы всегда успеете осудить, но только прошу об одном, что бы это произошло не раньше, чем Вы осудите Его.

Хорошо, хорошо, мы слушаем тебя.

Я родился не в Кариоте, это правда.

Мне не хотелось бы , что бы имя моё , пачкало тот славный и мною любимый город в котором я появился на этот свет, поэтому и говорю всем , что я из Кариота.

Дурная слава ходит за мной по пятам.

Но это не совсем справедливо, я не такой как рисуют меня молва, – на этих словах Иуда запнулся.

Страшные глаза его , как хлыст метнулись в сторону сидящих и тут же опали на прохладный мрамор пола , раскатившись бисером дрожащего зрачка.

Бог не взлюбил меня с самого моего рождения, дьявол пометил меня несмывающимися метками, одарив меня бельмом на глазу и вот этим родимым пятном на левой щеке, уродующим мой облик.

Иуда дотронулся до левой щеки, которая в этот миг горела бордовым цветом, налившись густой , дурной кровью предательства.

Всё повествование о себе, Иуда сопровождал тихим кривлянием и игрой голоса от визжащее крикливого, до соразмерно спокойного, что смотрелось со стороны крайнене приятно и вызывало брезгливое отвращение.

Жизнь наложила свой отпечаток на мой облик, ведь я почти ровесник ему.

При этих словах, слеза выкатилась из его белёсого глаза и растаяла в морщинах не бритой щеки,– а сравните Его и меня?

Он чистый, свежий, тонкий и благородный, помеченный Богом, Он есть Сам Бог! Одухотворённый и счастливый , а я ? Низкий раб! Ничтожество не достойное даже Его взгляда! Болезни не покидают моё тело, лицо моё перепахала оспа, плуг невзгод, обид и унижений оставили глубокие борозды на нём, я старик и духом и телом!

Отец мой Симон, мать Амитай несчастная женщина, обманутая людьми и забытая Богом, я проклинаю моё детство и юность, я проклинаю мой отчий дом, я проклинаю весь мир! В моей жизни были белые полосы, но они были так коротки, словно песнь соловья, узки , как ремни на моих сандалиях, и мимолётные как весеннее цветение.

А чернь моего существования, бесконечна как дорога, глубока как горное ущелье.

Я был женат.

Жена моя , где то сейчас в поте лица добывает свой хлеб, детей мне не дал Бог и этим лишний раз подтвердил, что я проклят Им!