Иоанн с ходу обозначает свои намерения.

– Мы вас не тронем, если не станете сопротивляться и позволите спокойно вступить на принадлежащие нам территории. Если же нет – зальем все кровью и добьемся своего.

– И мы вас не тронем, если развернетесь и уйдете обратно в Англию, не затевая сражения, – тут же парирует король Филипп. – Мы любим Англию и не хотим проливать кровь ваших воинов. А вот ты, Иоанн, похоже, свою страну совсем не любишь, потому что ограбил законного наследника престола, неправомерно отняв у него корону. Ты посмотри на мальчика: он же точная уменьшенная копия твоего брата Джеффри (персонажи Шекспира называют его Готфридом). Джеффри был твоим старшим братом, а Артур – его прямой потомок и наследник. Как же ты посмел назваться королем и сесть на трон, когда сын твоего старшего брата жив-здоров?

Разумных аргументов у Иоанна отчего-то не находится, и он вместо ответа задает встречный вопрос:

– А ты кто такой вообще, чтобы меня допрашивать?

Ничего не напоминает? Очень похоже на типичную дворовую разборку.

– Я – король, помазанник Божий, и это означает, что мне Всевышний вменил в обязанность пресекать любую несправедливость. Этот мальчик поставлен под мою защиту, и Господь поможет мне расправиться с тобой за все то зло, которое ты причинил Артуру.

– То есть ты собрался стать захватчиком?

– Наоборот: хочу захватчика победить.

Тут подает голос Элеонора и спрашивает Филиппа:

– Это кто же тут, по-твоему, захватчик?

Но вместо короля ей отвечает Констанция, мать принца Артура:

– Как это – кто? Твой бессовестный сын, вот кто!

– Заткнись, – огрызается Элеонора. – Сама хочешь стать королевой и все контролировать, вот и пропихиваешь на трон своего ублюдка.

Хм… И что это было? С какой стати Элеонора называет родного внука ублюдком? У нее есть сомнения в законнорожденности принца? Констанция давала повод подозревать себя в неверности? Ни в одном источнике не упоминается даже о слухах на эту тему. Ладно, допустим, в данном контексте слово «ублюдок» употребляется как обычное бранное, а не равное понятию «бастард». Но опять же, почему? Родной внук! Сын погибшего сына Джеффри! И, кстати, вряд ли Алиенора вообще когда-либо ранее видела этого подростка. Что он мог ей сделать плохого, чем заслужил оскорбление? Снова придется обратиться к английскому оригиналу. А там черным по белому написано: bastard. Стало быть, у Элеоноры есть какие-то сомнения в отцовстве своего сыночка. Странно…

– Я твоему сыну всегда была верна и не изменяла, – отвечает Констанция. – Мой мальчик гораздо больше похож на Джеффри, чем Иоанн – на тебя саму, между прочим. Хотя характер у Иоанна такой же мерзкий, как у тебя, в этом уж вы точно родня. Это ты моего Артура посмела назвать ублюдком? Да уж скорее ублюдком был его отец, потому что его родила ты, а от тебя можно ждать чего угодно.

На что это, интересно, намекает Констанция? Да, в биографии Алиеноры Аквитанской были, мягко говоря, сомнительные моменты. И во время Крестового похода, в который она отправилась вместе со своим первым мужем, королем Людовиком Седьмым. И после него, уже во Франции, с дядюшкой второго мужа, Генриха. Ну и вообще, Алиенора в молодости была очень красива и от недостатка мужского внимания не страдала. Ее родина и самое любимое место на земле – прекрасная Аквитания, а там трубадуры, куртуазная любовь и всякое такое.

– Вот, Артур, смотри, как твоя мать позорит твоего отца, намекает на то, что он бастард, – гневно произносит Элеонора.

– Нет, сынок, ты только послушай, как тебя позорит бабка, – не уступает ей Констанция.

Наконец, в свару вмешивается эрцгерцог, которому надоело слушать перебранку двух женщин.

– Давайте потише, дамы. Угомонитесь.

И тут же вылезает Бастард со своим неуемным остроумием.

– Ой, это же глашатай! Сейчас он нам скажет что-то важное!

– Что это за шут? – недовольно спрашивает эрцгерцог.

– Да, я шут, вот и сыграю с тобой шутку: сорву с тебя шкуру льва вместе с твоей собственной кожей. Ты же труслив, как заяц, ты можешь только мертвых львов за гриву подергать, а к живым подступиться у тебя духу не хватает. Вот ей-богу, я тебя выкурю из львиной шкуры.

Так. Похоже, Шекспир этой игрой слов прямо намекает на Леопольда Австрийского.

– Носить шкуру льва имеет право только тот, кто сам убил этого льва, – ни с того ни с сего поддакивает принцесса Бланка Испанская.

Можно подумать, ее мнением кто-то интересовался. А может, ей понравился лихой остряк Бастард, и она таким манером пытается привлечь его внимание? Жених-то, Людовик, тоже здесь, но он не так привлекателен, как этот мощный, атлетически сложенный весельчак и балагур. Кто знает… Возможно, автор просто вдруг вспомнил, что девчонка стоит на сцене без дела, неприкаянная, и решил дать ей реплику, чтобы не просто так подмостки протирала.

А Бастард все не унимается.

– Ему шкура льва так же впору, как ослу – обувь сыновей Геракла. Ну ничего, я или сниму с него эту ношу, или вообще хребет сломаю.

Эрцгерцог, кажется, вконец обалдел от болтовни, совершенно неуместной в предложенных обстоятельствах.

– Да что это за трескотня, от которой уши вянут?! Филипп, Людовик, что вы молчите? Сделайте же что-нибудь!

– Так, бабам и дуракам немедленно заткнуться! – командует дофин Людовик. – Король Иоанн, слушай сюда: от имени Артура Бретонского мы требуем, чтобы ты отдал ему английский трон и все французские владения. Ты согласен это сделать?

– Да я скорее сдохну, чем соглашусь, – гордо отвечает Иоанн. – Король Филипп, принимай мой вызов! А ты, Артур, лучше переходи на мою сторону. Будешь хорошим мальчиком – получишь от меня намного больше, чем этот трусливый француз сможет для тебя отвоевать. Доверься нам, не пожалеешь.

– Доверься бабушке, внучек, – медоточиво советует Элеонора.

– Давай, детка, иди к бабушке на ручки, – язвит Констанция. – Отдай ей королевство, а она тебе за это подарит изюминку, или вишенку, или инжиринку, она же очень добрая.