– Это вы Кочкин? – спросил Володя, прижимая картуз обеими руками к груди и не сводя при этом взгляда с металлического ящика. Он не мог заставить себя посмотреть на того, кто сидел за столом. Робел. Начальник сыскной понимал это и поэтому как можно более дружественным тоном ответил:

– Нет, я не Кочкин.

– Ну, тогда я пойду, мне Кочкин нужен был.

– Стоило ноги утруждать, чтобы сразу же и уходить? Я не Кочкин, верно, но это не меняет дела. Все, что вы намеревались сказать Кочкину, скажите мне, мы с Меркурием Фролычем большие приятели. Он, думаю, не обидится ни на вас, ни на меня… Да вы не стойте, молодой человек, присаживайтесь. Вот и стул уж для вас приготовлен. В ногах-то, как ни крути, а правды нету. Фуражечку вон туда повесить можно…

Молодой человек вначале скользнул взглядом по лицу начальника сыскной, затем взглянул украдкой, а после этого стал рассматривать в открытую и в глубине души даже удивился нормальности этого лица. Начальник сыскной полиции, как оказалось, тоже человек.

– Ну-с, друг мой, – душевно начал фон Шпинне после того, как его гость, нанизав на рогатую вешалку свой картуз, уселся на предложенный стул, – и что же вы намереваетесь сообщить господину Кочкину о так называемом мастере Усове? Вы ведь о нем пришли рассказать или я ошибаюсь?

– Да, о нем, – тонким голосом подтвердил юный посетитель, в глазах которого метался вопрос: «А не зря ли я сюда пришел?»

Фон Шпинне понял это мгновенно и сразу же сменил тактику:

– Но прежде чем вы сообщите мне то, что намереваетесь, я хотел бы узнать ваше имя, ведь должен же я как-то к вам обращаться.

– Володя, – назвал себя молодой человек, но через мгновение поправился: – Владимир.

– Владимир, владеющий миром, из всех русских имен мне это нравится больше всего. Помню, в детстве, как я завидовал своим сверстникам, носящим это великое имя, как удивлялся их непониманию своего счастливого удела, ну да дело прошлое. Меня зовут Фома Фомич. Помните, был такой евангельский Фома, Фома-неверующий, а я, получается, неверующий два раза. Итак, Владимир, что же мастер Усов, где нам его искать?

Видя, что молодой человек смущен и не решается начать, полковник предупредительно заметил:

– Можете не торопиться, дело это непростое, нужно собраться с мыслями, вас легко понять. К тому же в полиции, наверное, впервые. Или я ошибаюсь?

– Впервые, – кивнул Володя и, шумно выдохнув, начал говорить о деле: – Видите ли, меня там внизу, – он мотнул головой, – не совсем верно поняли…

– Вы хотите сказать, что не знаете, где искать мастера Усова?

– Да!

– Зачем же вы пришли? – В тоне Фомы Фомича не было раздражения, он спрашивал мягко, по-отечески.

– Понимаете, я прочел объявление о том, что разыскивается мастер Усов, там, в трактире у Клокова. Потом его, объявление это, сорвали. Я не знаю, кто сорвал, ну это неважно, хотя, может быть, для вас…

– Для нас это тоже неважно, продолжайте.

– Я вспомнил… – Володя замолчал.

– Что вспомнили?

– Я вспомнил… история, правда, не очень… и я там не лучшим образом…

– И тем не менее мне хотелось бы ее услышать.

– Очень некрасиво получилось, я совершенно случайно, поверьте, сам того не желая, подслушал разговор…

– Подслушивать – это скверно, – проговорил начальник сыскной несколько назидательным тоном, но улыбка его при этом стала еще шире, а глаза заблестели.

– Я тоже так считаю, поэтому мне очень неприятно не то что говорить, даже думать об этом.

– Ну, ну, молодой человек, не терзайте себя, и я вам верю, произошло совершенно случайно. – Итак, о чем был случайно подслушанный вами разговор?

– О мастере Усове.

– О мастере Усове? Это интересно, это очень интересно. Так-так, а позвольте поинтересоваться, кто говорил о мастере Усове, чью беседу вы подслушали?

– Моего дедушки, да это и не совсем беседа…

– Не совсем беседа? Как вас понимать: не совсем беседа? – насторожился фон Шпинне, с самого начала подозревающий: что-то здесь не то, не зря же мальчишка виляет.

– Понимаете, я живу с матерью и дедом. Отец умер, когда мне было десять лет…

– Сочувствую, – кивнул Фома Фомич.

– И дед, он мне заменил отца, хоть немного и не в себе…

– Как это понять, «не в себе»?

– Он душевнобольной.

Нет, улыбка не сошла с лица Фомы Фомича и брови остались так же благостно изогнуты, только по-неживому стеклянно сверкнули глаза на мгновение, но этого было достаточно, чтобы понять – начальник сыскной недоволен.

– Дедушка, он немногословен и поэтому, наверное, разговаривает во сне, а я, – Володя вздохнул, – подслушал!

Трудно сказать, что произошло, но Володя, неожиданно для начальника сыскной, да, наверное, и для самого себя, пустив обильную слезу, признался в том, что подслушивал, о чем говорит его дедушка во сне, не случайно.

История была древняя как мир. Оказалось, что у старика имелись сбережения, которые он где-то спрятал, а вот где спрятал, забыл. Разумеется, ни невестка, мать Володи, ни сам внук деду не верили, подозревая, что старик все помнит, а не говорит исключительно от жадности. Да и как, как можно забыть, где спрятаны деньги? Для их еще не тронутых склерозом мозгов это было невероятным. Ну, а поскольку дедушка, как было известно матери с сыном, болтал во сне, появилась мысль устроить в маленьком пыльном чуланчике, примыкающем к комнате деда, подслушивающий пункт, в надежде, что старый человек во сне проболтается. Но, по всей вероятности, старик действительно забыл, где спрятал свои сбережения, разумеется, если они у него были. Поэтому-то Володя, а это ответственное дело было поручено именно ему, прикладывая ухо к загодя проделанному в фанерной перегородке отверстию, услышал вовсе не то, что хотел. Старик говорил о каком-то мастере Усове. Разумеется, молодой человек не придал никакого значения этому бреду спящего полоумного деда. Забыл. И вспомнил лишь после прочтения в клоковском трактире объявления о розыске.