Тишина продлилась недолго. Её нарушил сначала первый нерешительных хлопок в ладоши, затем еще несколько, и наконец все присутствующие в огромном зале Кремлевского дворца разразились дружными и продолжительными аплодисментами. Именно такими словами на следующий день было описано во всех газетах Российской Империи всё произошедшее. По мнению значительной части борцов за чистоту русского языка выражение «бурные и продолжительные аплодисменты» звучит по канцелярски топорно и полностью противоречит исконно русской языковой и грамматической эстетике. Впрочем, всякие там жеманные эстеты непонятной сексуальной ориентации, брутальным российским журналистам не указ.

Капитуляция Японии в результате «Четырехчасовой войны», как её впоследствии начали именовать военные специалисты, а вслед за ними и прочие граждане, охладила милитаристический пыл всех прочих государств. Более того, из-за многовековых разногласий, буквально через месяц после безоговорочной капитуляции Японии, вспыхнула кровавая бойня между Турцией и Ираном. В Европе также назревало что-то не очень для неё хорошее. Отказавшись от Drang Nach Osten, неугомонные прусаки устремили жадные взоры на «исконные немецкие земли». Попытались присоединить к своему королевству юго-западные провинции, но в этой реальности войска кайзера получили жестокий отпор и, основательно умывшись кровью, вынуждены были вернуться домой не солоно хлебавши. А там и Венгрия с Австрией что-то не поделили. Вслед за ними Испания с Францией, а заодно и Италия неожиданно нашли, за что поцапаться друг с другом. Слава Богу, все эти дрязги Россию не затрагивались. И стоит отдать должное царю-батюшке, выступать на чьей-либо стороне он не торопился, точнее, несмотря на уговоры некоторых коронованных «бро» и «систерс», не собирался.

Несмотря на обострившиеся в целом международные отношения, для Российской Империи наступила мирная пора. Оно, конечно, многим в Европе и Азии хотелось бы откусить богатый людскими и природными ресурсами кусочек России, однако опыт «многострадальной Японии» стал холодным душем на горячие головы самых отчаянных забияк. Испытать на своей шкуре печальную судьбу разрушенного до основания Токио и других городов на побережье Токийского залива ни у одного правителя желания не возникло.

Что касается «многострадальной Японии», поначалу практически все западноевропейские средства массовой информации пытались раздуть данную тему. Однако после того, как в ряде редакций случились утечки бытового газа с известным исходом, или в подвале срабатывало неизвестно откуда появившееся там взрывное устройство, все подобные поползновения как-то резко сошли на нет. И вообще писать о России в негативном свете стало опасно для жизни как отдельных борзописцев, так и владельцев издательств. Появилась пасквильная статейка в какой газетенке о том, как царь наш батюшка, опившись водки, скакал нагишом по сугробам в догонялки с медведем, глядь через несколько дней её автор обнаружен в собственной постели отравленный угарным газом или почившим от банального триппера, а главный редактор, поскользнувшись случайно на арбузной (банановой, апельсиновой и так далее) корке и насмерть разбил при падении голову.

Впрочем, меня вся это суета практически не касается. Газеты читаю, чтобы не отстать от жизни, еще иногда радио слушаю. По возвращении с боевого задания мы первым делом подсчитали потери. Таковыми оказались шесть бортов. Семь членов экипажей впоследствии удалось вызволить из японского плена. Пять человек числятся официально пропавшими без вести, поскольку их тела не были обнаружены.

А еще, буквально на следующий день мною занялись специалисты из ведомства полковника, пардон, к тому времени генерал-майора Мухина. Несложно догадаться, что все их вопросы сводились к тому, что же такое на самом деле произошло над акваторией Токийского залива. Пытались допрашивать и Ерофеева, но тот быстро отбрехался, мол, чем за его спиной занимался командир, он не в курсе, потому как магически одарен весьма и весьма скромно, а глаз на затылке у него нет. Даже насчет якобы, вынесенного мной из какой-то там Прорвы артефакта не проболтался, несмотря на все потуги штатных менталистов царской охранки вытащить из его головы хотя бы какие сведения. Кремень оказался подполковник.

Нет, арестовывать или каким-то ещё образом ограничивать мою свободу «чекисты» не рискнули. Да кто б им это позволил? Но всеми правдами и неправдами напрашивались на разговор «в любое удобное для меня время». Поначалу я вполне благожелательно отнесся к подобным просьбам, но когда вопросы дознавателей начали повторяться, а попытки магов-менталистов преодолеть мою защиту возросли до неприличного уровня, я послал всех к ипеням собачьим, о чем напрямую заявил новоиспеченному генерал-майору от жандармерии Глебу Сергеевичу Мухину.

Не думаю, что моя легенда о найденном в одной из Прорв ультимативном артефакте кого-то в государевой Тайной службе уж очень убедила, но в конечном итоге от меня отстали.

По должности я продолжал числиться командиром секретного объекта «Немезида». Вот только поставки расходных материалов из Европейской части изрядно подсократились. Таким образом, для личного состава наступила синекура, то есть, минимум телодвижений при весьма и весьма нехилом денежном содержании. Впрочем, суровый подполковник Ерофеев не позволял личному составу летунов уж очень сильно расслабиться — матчасть штука такая, её следует изучать постоянно и планомерно. Представителям Мажеского корпуса не позволял скучать Купранов Виталий Исаевич, а всем прочим сотрудникам «Немезиды» жестко, иногда жестоко вправлял мозги майор Стариков.

Несмотря на наступившее замирение, мои артефакторы трудились со всем своим старанием над производством авиационных боеприпасов. Оно хоть Министерство обороны и прекратило поставку расходных материалов, мой заботливый батя продолжал поставлять корпуса авиабомб и термобарические контейнеры в прежнем объеме, благо российское военное ведомство от своих финансовых обязательств не отказывалось. А насчет взрывчатых веществ, у нас под боком Шахты, откуда на сегодняшний момент мы берем по десять тысяч тонн уголька ежемесячно. Короче, обороноспособность Родины необходимо крепить всемерно. Именно этим мы и занимаемся.

На целых два месяца про нас как будто позабыли. Оскорбленный вопиющим невниманием со стороны государя я несколько раз пытался дозвониться до его секретаря. До Сергея Елизарьевича Петрова дозванивался легко, но на мою просьбу соединить с императором, тот лишь отвечал в традиционно-выдержанной манере, дескать, Государь занят решением важных политических задач, так что ожидайте, Владимир Прохорович, о вас и ваших людях не забыли. И так всякий раз. На самом деле, лично мне от царя ничего особенного не нужно. Единственное желание, чтобы тот наконец выполнил свое обещание насчет моей демобилизации из рядов славной Российской Армии. А дальше я стану жить уже собственным умом, и мне будет, чем заняться, тем более монарх своей волей взвалил на мои плечи заботу о нехилом таком куске рассейской землицы. Кстати, большинство моих нынешних подчиненных после демобилизации решили обосноваться на территории моей вотчины. И я очень этому рад.