Самым сложным оказалось узнать, как добраться до нужной конторы. В тот район ходил не трамвай, а самый настоящий рейсовый автобус — здесь его называли бензомоторный автомобиль-омнибус. На борту красовались немецкие надписи — Максим слышал, что автобусы были закуплены на Всемирной выставке в Париже в 1901 году. По сравнению с комфортными городами двадцать первого века Архангельск казался богом забытой дырой, а, пожалуй, по меркам своего времени это был богатый край — в лесной промышленности крутились большие деньги. Салон омнибуса был разделен на два класса, с мягкими и с жесткими сиденьями, так что состоятельные граждане могли ездить в комфорте.

Максим добрался до нужного заводоуправления. Заводчик встретил его приветливо, предлагал чаю, но Максим предпочел сразу ознакомиться с документами. Схемы, по которым бухгалтера, начальники цехов и управляющие выводили средства, оказались довольно примитивны; не сразу удалось поверить, что эти детские уловки действительно работают. Вечером Максим в подробностях рассказал фабриканту, где тонкие места в его бизнесе и как можно с минимальными затратами увеличить эффективность. Гонорар за неполный рабочий день составил сумму трехмесячного жалованья за собачью комиссарскую службу в ВУСО.

По такому случаю Максим решил вознаградить себя за месяцы аскезы и зашел в «Пур-Наволок» — ресторан при самой дорогой в городе гостинице. Впервые в новой жизни поел с кайфом — закуска из трех видов рыбы, крепкий говяжий бульон с крутонами, запеченная куропатка, свежие овощи, французское вино. Кипенно-белые скатерти, хрусталь, столовое серебро, любезная улыбка официанта… А ведь в Архангельске три десятка крупных предприятий, и у каждого, должно быть, найдутся проблемы, которые Максим сможет решить. Пожалуй, за годик можно без особого напряга сколотить состояние. Максим мог бы в этом времени жить красиво, если бы в этом состояла его цель. Правда, после победы большевиков бизнеса больше не будет… но можно же перебраться за границу. Вот только рестораны, путешествия, женщины — все это было доступно ему и в прошлой жизни, а в этой появилось то единственное, что было нужно по-настоящему: надежда сыграть свою роль в истории, изменить судьбу своей страны к лучшему.

Хотя при деньгах это будет делать комфортнее, что уж там.

Глава 13

Всякие грехи легко излечимы

Сентябрь 1918 года

— ВУСО планирует объявить о самороспуске, — с порога обрадовал Максима Гуковский. — Пришло время признать, что правительство в имеющемся составе не справляется со своими задачами. Нужно новое правительство, более сильное и при том компромиссное. Состоящее из представителей разных политических сил и обязательно включающее местных деятелей.

— И кто же его возглавит?

— По всей видимости, по-прежнему Чайковский. Он, конечно, некомпетентен, это все понимают, даже он сам. Но у него есть авторитет и статус члена Учредительного Собрания, так что он устраивает всех, в особенности союзников. И его хотя бы номинальное главенство сделает смену власти по виду более гладкой. В остальном… Лихача лучше бы от греха подальше услать куда-нибудь, в Уфу, например.

— А вы, Александр Исаевич?

— Мне предложили баллотироваться на пост городского головы Архангельска, — Гуковский поправил очки. — Полагаю, в этой роли я смогу принести области больше пользы — если местные жители мне ее доверят, конечно. Но это уже им решать.

— А кто из местных войдет в новое правительство? Мефодиев?

— Его кандидатура рассматривается. Он видный земский деятель, хорошо знает проблемы области, пользуется уважением… У вас есть возражения?

— Полагаю, он поддерживал попытку военного переворота.

— Этого мы теперь доказать не сможем, Чаплин уже на фронте, да и в любом случае ни на какие вопросы он отвечать не станет. Да и… нужны ли доказательства? Обстановка меняется стремительно, нам надо оставлять прошлое в прошлом… иногда очень быстро.

— Раз вы полагаете, что прошлое можно оставлять в прошлом, — медленно сказал Максим, — то я хотел бы внести залог за арестантку Марию Донову.

— Смелый шаг, — Гуковский вскинул брови. — Она выступала на стороне большевиков, сотрудничала с их Чрезвычайкой. Это серьезные обвинения. Я закрывал глаза на то, что вы перевели ее в госпиталь… ей место в тюрьме, но оставлять там барышню с такой биографией было бы провокацией для персонала, у которого и без того проблемы с дисциплиной. Получить однажды рапорт о смерти арестантки от какой-то совершенно случайной причины… Понимаю, вы не стали брать грех на душу. Но освобождать ее… Я слышал, Донова — очень красивая женщина?

— Да при чем тут это? — смутился Максим. — Она не опасна, а в будущем может оказаться даже полезна нам…

— Вы вполне осознаете, что, становясь ее поручителем, рискуете карьерой и репутацией, а если она натворит что-то серьезное — то и свободой?

— Да, вполне.

— Что же, — Гуковский побарабанил пальцами по столу. — Знаете, после восемнадцати часов в том утлом суденышке, в промозглом холоде, с моими-то переломанными костями… я утратил иллюзию, будто доподлинно знаю, кто может оказаться врагом, а кто — другом. В конце концов, эта женщина приняла на себя обязанности санитарки добровольно, даже не получая жалованья. Должно быть, она еще не совсем пропащая. И все равно мы не сможем ни к чему ее приговорить, ближайшая женская каторжная тюрьма в Вологде, занятой большевиками. Так что если вы готовы рискнуть, я возражать не стану.