Герои романа «Вечные хлопоты» — и те, кто прожил большую сложную жизнь, и те, кто, в сущности, только начинает жить. Чувство высокой ответственности за все, что происходит вокруг, честность, верность своему долгу — вот что наследует молодежь у старших товарищей, у своих отцов.
ПРОЛОГ
Род Антиповых древний, крепкий, и, сколько возможно проследить в потемках прошлого, обитали они на Новгородской земле. Из поколения в поколение кузнечным делом занимались и тем славились. Коня ли подковать, ворота кому кованым сложным узором украсить, телегу на колеса поставить, чтоб мягкой на ходу была и служила долго, — все умели Антиповы, оттого и в самые голодные и тяжелые годы не бедствовали. Случалось выполнять заказы и для знатных людей, а те платили наличными.
Так и жили, не думая о чужой стороне и о легком хлебе, покуда не явилась большая беда, болезнь какая-то неизвестная — выкосила почти всю деревню, и остался из всей огромной семьи Антиповых только Михайла. Невмоготу ему сделалось жить на земле предков, все тут о горе напоминало, куда ни повернешься, и подался он на чужбину. Не в Новгород или там в Псков, а прямо в Петербург — знай Антиповых! И уж какими судьбами занесло его на казенный завод в недалеком столичном пригороде, бог один знает.
Было это в тысяча восемьсот девяносто первом или втором году.
Чиновник из главной заводской конторы направил Михайлу в паровую кузницу. Начальник цеха был в офицерской форме, важный, толстый, и Антипову показалось тесно в просторном кабинете. Никого прежде не боялся он — ни лешего, ни домового, чувствовал в себе большую силу, — а тут одолела его робость: стоит возле двери и слова молвить не может.
— Ну, кто таков? — спросил начальник. — Что скажешь?
— Да вот... — Михайла переступал с ноги на ногу. — На работу, стало быть, ваше благородие...
— На работу? — Начальник повесил на нос золоченое пенсне. — Откуда явился?
— А новгородские мы, — смущенно ответил Михайла, сминая огромными своими ручищами картуз.
Начальник смерил его взглядом, прикинул: похоже, здоров мужик, и силой, кажется, бог не обидел. Такие нужны в кузнице.
— Новгородские — это хорошо. А звать как?
— Михайла Антипов, ваше благородие. Захаров по батюшке.
— Делать что-нибудь умеешь? — Начальник съежил нос, и пенсне опять повисло на шнурочке.
— Кузнецы мы, — вроде как обиделся даже Михайла.
— Ну-у, братец! — недоверчиво проговорил начальник и подумал, что из этакого здоровенного детины отменный молотобоец получится. Вон на сварке якорных цепей редко кто выдерживает долго, а этот выдержит, сразу видно. Под рубахой мускулы перекатываются, дышат. — Ладно, — сказал, — ступай к мастеру, пробу он даст сделать. Передай, что я приказал.
А часа через два мастер, красный от возбуждения, с которым совладать не мог, виновато втолкнул в кабинет смущенного Михайлу.
— Ну, что там еще? — поднимая от бумаг голову, строго спросил начальник.
— Вот-с! — сказал мастер, кладя на стол теплую еще поковку и почтительно отступая к двери.
— Что сие значит?! — Начальник взял поковку, оглядел, и брови у него поползли кверху.
— Изволите видеть, птаха-с!
— Вижу, что не свинья. Откуда, спрашиваю, сие?
— Он отковал, — подталкивая Михайлу ближе к столу, доложил мастер. — И как есть, одним ручником, сукин сын!
— Ты?! — Начальник поднялся.
— Стало быть, ваше благородие, — ответил Михайла, отирая со лба крупный пот. — Как велено было. — И, расплываясь в улыбке, добавил: — Страсть люблю птах разных. И как поют они, особенно, ваше благородие, утром рано, на солнышко...
— Воробей ведь, а?.. — бормотал начальник, не слыша, что говорит Михайла. — Ишь ты, новгородский! Молодец. На вот, возьми. — И он протянул Михайле серебряный рубль, а кованого воробья, завернув аккуратно в чистую бумагу, положил в стол...
Кузнецом Михайла Антипов стал знаменитым, и начальство его отмечало: квартиру даже дали казенную с огородиком, на берегу речки. Мастера, считавшие себя особенным сословием, но до офицерских чинов не доросшие, отчего и были злобны, Антипову бранного слова сказать не смели. Может быть, начальства боялись, а может, и от уважения.