— Если ты можешь поверить в это, — тихо спрашивает она, ее голос слегка дрожит, — почему ты не можешь поверить в остальное? Что я действительно забочусь о тебе, что то, что было между нами в Мексике, было настоящим? Почему ты не можешь этому доверять?

Я чувствую, как сжимается моя грудь, во мне поднимается внезапное желание сказать ей, что я действительно в это верю.

— Я знаю, что между нами было что-то настоящее. — Я игнорирую ее резкий вдох, продвигаясь вперед. — Но я и раньше знал, каково это… быть обожженным, Изабелла, чем-то, что тоже казалось реальным. Может быть, это было, а может быть, и нет, и, может быть, то, что было между нами, сильнее, чем могло когда-либо быть, но это не имеет значения. Брак, такой брак, которого я хочу, и которого, я знаю, ты бы тоже хотела, должен быть основан прежде всего на доверии, а построенный на таком шатком фундаменте, на котором мы начинали, у нас бы никогда не получилось. Я… — Я стискиваю зубы, заставляя себя продолжать, даже когда вижу, как у искажается лицо. — Я не могу довериться тебе, девочка моя, после всего, что произошло. Это невозможно.

— Найл…

— Изабелла. — Ее имя срывается с моих губ резче, чем я намеревался, и я резко обрываю ее. — Послушай меня.

Я встаю перед ней, загораживая от холодного ветра, и я не безразличен к тому, как это выглядит, каково это на ощупь. Было бы слишком просто закрыть глаза и наклониться, чтобы поцеловать ее, заменив бостонскую прохладу теплым воздухом пустыни, бетонную стену — Ангелом, вдохнуть аромат текилы и табачного дыма, когда палец Изабеллы зацепился за мою рубашку, и я наклонился, чтобы поцеловать ее в первый раз. Это было началом, но это… должно быть концом.

Я протягиваю руку, вытирая ее слезы своими пальцами.

— Я знаю, каково это — любить кого-то, и как из-за этого тебе разрывают сердце. Я не вынесу этого снова, Изабелла, и я тоже не вынесу, если сделаю это с тобой.

— Ты бы не…

— Ты лгала мне с самого начала. — В моих словах нет обвинения, только чистая правда. — С самой первой ночи, Изабелла. Я даже не знал твоего настоящего имени. Мы начали наши отношения со лжи. Этого нельзя отрицать, и так начинать тоже нельзя. Это не основа для брака.

Губы Изабеллы приоткрываются, но она ничего не говорит. Я вижу боль в ее глазах, страдание, и это ранит меня до глубины души. Я хочу утешить ее, заключить в свои объятия и прошептать, что все будет хорошо. Но я не могу лгать ни ей, ни себе. Я могу защитить ее, обеспечить ее, но я не могу рисковать, любя ее. Моя рука скользит по ее щеке, мне до боли хочется продолжать прикасаться к ней, мой большой палец останавливается, едва не касаясь ее нижней губы, полной и влажной от слез.

Я резко опускаю руку. Я не могу сделать это снова.

— Теперь, когда мы в Бостоне, — мягко говорю я ей, — у тебя будет своя квартира, а я вернусь к себе. Я буду регулярно проверять тебя, чтобы убедиться, что о тебе и нашем ребенке заботятся. Я сказал тебе, что не брошу тебя, Изабелла, и я это имел в виду. Но то, что произошло раньше…

— В самолете, — шепчет она, ее темные глаза устремлены на мои, в них полно обиды и невысказанных эмоций. — Мы… спали вместе.

— Это не должно повториться, — твердо говорю я ей, заставляя себя на этот раз придерживаться этого, сдержать то, что кажется почти непреодолимым обещанием. — Этого не может быть, Изабелла.

— Я знаю. — Ее голос срывается, когда она произносит это, и ее глаза отводятся от моих. Мы так близки, так сильно близки, и мне до боли хочется сократить пространство между нами, прижать ее к стене и завладеть ее ртом, заключить ее в свои объятия… черт возьми, всю дорогу до моей квартиры и в мою постель. Я жажду ее так, как никогда не думал, что это возможно. Но это должен быть конец.

Я наклоняюсь, нежно целую ее в лоб, и дрожь, пробегающая по ее телу, угрожает свести меня с ума.

— Здесь ты будешь в безопасности, — тихо шепчу я ей. — Я никому не позволю причинить тебе боль.

Затем глаза Изабеллы поднимаются на меня.

— Никому, кроме себя, — шепчет она, и ее слова проникают прямо в мое сердце.

Моя челюсть сжимается, и я отступаю назад.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы не причинить тебе боль, Изабелла. Но я не могу позволить себе любить тебя, и я больше не прикоснусь к тебе.

Я отступаю от нее, открывая дверь.

— Пора заходить внутрь. Ты можешь подождать, пока я закончу с Коннором и Лиамом.

Она не смотрит на меня, когда входит в здание, снимает куртку и возвращает ее мне, как только мы возвращаемся в тепло. Я беру ее, не говоря ни слова, перекидываю через руку, но не раньше, чем ее аромат, легкий и сладкий, достигает моего носа оттуда, где он впитался в кожу, смешиваясь с ароматом моего одеколона и мотоцикла.

Мы двое, безвозвратно соединенные.

6

ИЗАБЕЛЛА

Сколько раз может разбиться сердце, снова и снова? Слова Найла эхом отдаются в моих ушах, когда я опускаюсь на стул, наблюдая, как он возвращается по коридору туда, где оставил Коннора и Лиама. У меня болит грудь, сердце бьется так, словно его слова причиняют физическую боль, и я прижимаю руку к переду платья, пытаясь дышать. То, что он сказал, казалось таким окончательным, больше, чем когда-либо прежде. Я хочу спорить, умолять его, но по выражению его лица я видела, что это бесполезно. Ничего не изменится, особенно сегодня.