– Ладушки, ладушки!

Где были?

– У бабушки.

– Чего ели?

– Кашку.

– Чего пили?

– Бражку.

Кашка масленька,

Бражка сладенька,

Бабушка добренька,

Попили, поели,

Домой полетели,

На голову сели,

Ладушки запели!

Произнося последние слова потешки, бабушка машет Катиными ручками, как крылышками, и потом опускает их на Катину же голову.

Катя смеётся, счастливая, и протягивает бабушке руки – ещё!

И бабушка, легонько подбрасывая Катю на коленях, повторяет:

Поехали, поехали

С орехами, с орехами,

Поскакали, поскакали

С калачами, с калачами!

По оврагам, по оврагам,

По ухабам, по ухабам,

Вприпрыжку, вприскочку

По кочкам, по кочкам –

В ямку бух!

На последних словах бабушка раздвигает колени, и Катя «проваливается» в ямку. Звонко смеётся и требует: ещё! И бабушка играет с ней в козу:

Идет коза рогатая,

За малыми ребятами,

Ножками топ-топ,

Глазками хлоп-хлоп.

Кто каши не ест,

Кто молока не пьет,

Того забодаю, забодаю!

И «бодает» Катю – двумя пальцами, расставленными козой, щекочет внучку.

– Ещё! – требует малая.

И бабушка, похлопывая Катю по пяточкам, повторяет считалочку:

– Эй, кузнец-молодец!

Расковался жеребец.

Ты подкуй его опять!

– Отчего ж не подковать?

Вот – гвоздь. Вот – подкова.

Раз-два, и готово!

И Кате кажется, что конца-краю не будет счастью…

Как же уныло выглядел Катин родительский дом… Обшарпанные стены, подтёки на потолке – прохудилась крыша, и в сильные дожди вода попадала на чердак и просачивалась сквозь потолок… На столе и в раковине горы немытой посуды. Казалось, вся посуда, что есть в этом доме, – не мыта. Тарелки разные – двух одинаковых не найти, многие с отколотыми краями. Мебель старая, покосившаяся. Под диван вместо ножки положены книги – Катины школьные учебники. Других книг в доме нет.

Светка и Коля выглядели, как уже знакомые фрики, а родители… Папа – в вытянутых пузырями на коленях трико и в застиранной майке, с щетиной, с грязной головой и одутловатым лицом забулдыги. А мама – в оранжевой синтетический кофточке с глубоким вырезом, в обтягивающих бриджах леопардовой расцветки, с бигуди на крашенных в огненный цвет волосах и с фингалом под глазом.

У Кати на глаза навернулись слёзы, но она взяла себя в руки. Хуже всего было то, что, кроме неё, никто не понимал, что происходит. Да и Катя не очень-то понимала. Просто она знала, что вот так можно – перейти в параллельный Барнаул. Пашка так делал, и Катя не знала, получится ли, когда просила друзей и родителей довериться ей. Но она очень хотела их спасти и точно понимала, где ей и остальным присутствующим нужно оказаться.

Правда, что делать дальше, Катя не знала.

Там, из бабушкиной квартиры, они с Пашкой сбежали. Но куда бежать из родительского дома? Дом – это же гораздо больше, чем просто жилище.

Не зная, как объяснить происходящее, и стараясь оттянуть время, Катя пошла к раковине и начала мыть посуду.

– Капец, – задумчиво произнесла Светка. – Вот уж не думала…

– Что ты не думала? – спросил папа. И, обращаясь к дочери, потребовал: – А ну-ка объясни, что происходит? Что с нашим домом?

– Это как-то связано с бабушкиной квартирой? – встряла мама, но папа жёстко оборвал её:

– Заткнись, дура! Я с дочерью разговариваю!.. – и добавил ошарашенно. – Господи, что я говорю? Прости, дорогая! Да, Катерина, объясни, пожалуйста! Брось эти грёбаные тарелки, смотри в глаза, когда с тобой отец разговаривает!

Интонация, с которой папа произносил свою тираду, постоянно менялась: привычная, доброжелательная – срывался на истерический крик, и тогда казалось, что ещё чуть-чуть и папа пустит в ход кулаки.