В колхозом селе людей умирает больше, чем рождается. Для всех жителей и наблюдателей села этот факт очевиден. Ясны и причины этого явления. От нищеты и рабства люди вымирают. Продолжительность жизни сокращается. Число браков уменьшилось, и рождаемость снизилась.

Начиная с периода коллективизациии, колхозное село вымирает… Процесс этот идёт неумолимо и безостановочно.

— Ну, как живётся? — спрашиваю при встрече знакомых колхозников с соседнего посёлка.

— Жизнь наша известная — колхозная, — уныло отвечают они…

— Какое там «живём»?!. Не живём, дорогой, а мучимся, — поправляет меня другой.

— Да, ведь, вы когда–то, помнится, ваш посёлок «райским уголком» называли? — спрашиваю.

— То было при НЭП-е. А теперь совсем другое дело. Теперь в колхозах везде «рай»: ложись и помирай… Был наш посёлок «райский уголок», а теперь — это «адский уголёк»…

— Ну, заплакали, заныли, запричитали, как бабы над мёртвым! — вмешался в разговор бойкий молодой колхозник. — Совсем забыли, что «жить стало лучше, жить стало веселей»… Недаром же наш избач–комсомолец написал аршинными буквами плакат в избе-читальне: «Спасибо дорогому товарищу Сталину за нашу счастливую жизнь!» Ну, а мы, меж собой, этот привет вверх тормашками перекувыркиваем:: «Спасибо счатливому товарищу Сталину за нашу дорогую жизнь!…» Так–то правильней будет…

Новое время — новое горе — и новые пословицы…

После этой встречи с колхозниками думалось: что это за умница — русский мужик!.. Какая неуёмная сила творчества! Нужда, как спрут, душит его, а он все философствует, этот лапотный мудрец. Он создал богатейшую в мире сокровищницу народной мудрости, огромный океан пословиц. Когда господа называли его презрительно «серым мужиком», «серою скотинкою», то он отвечал на это своею пословицей: «Мужик сер, да ум у него волк не съел»…

Ум русского крестьянина пока не сгорел даже в колхозном аду. Мужик продолжает философствовать и творить пословицы. Теперь в жизни колхозника так много горечи, житейских парадоксов и непримиримых противоречий между высокими словами и низкими делами его теперешних господ, — что современные пословицы приобрели по преимуществу иронически–саркастичёский характер. Они «облиты горечью и злостью».

Вымирают в колхозе люди. Но нарождаются новые пословицы: злые, насмешливые. Это критика режима смерти со стороны тех, кто ухудшаемый, не желает умирать, жаждет жизни и сопротивляется. Это протест мучеников против своих мучителей…

Колхозники метко определили свою жизнь: «Не жизнь, а мука»; «не живём, а мучимся»… Всю жизнь они бьются, как рыба об лёд, в безысходной нужде.

Во время коллективизации большевистские «Соловьи–Разбойники» ограбили крестьян: отобрали землю, скот, инвентарь.

А потом их принуждают работать на колхозной барщине: от темна до темна, без выходных дней, почти бесплатно.

За мизерный усадебный участок и корову власть облагает колхозника невыносимым оброком, натуральным и денежным.

И уйти от этой колхозной каторги земледелец не может. Он государственный крепостной, которого рабовладельческая власть приковала кандалами к своему имению для пожизненного отбывания принудительных работ…

Но жизнь колхозника — это не только каторга. Одновременно эта каторга является и сумасшедшим домом. Колхозники живут среди таких жутких и нелепых парадоксов жизни, которые могут быть только в сумасшедшем доме…

Колхозники–хлеборобы… живут без хлеба… Работая на огромных государственных полях, в бывшей «житнице Европы», хлеборобы и скотоводы… вымирают от голода…

В стране, которая прежде была завалена пенькой и холстом, кожами и овчинами, теперь люди ходят… «разутые и раздетые»… В отрепьях ходят люди, которые… выращивают на колхозных полях коноплю, лён, хлопок, а на колхозных фермах — скот, т. е. шерсть, овчины, кожи, или производят одежду и обувь…

Живя по соседству с непроходимыми лесными дебрями, колхозники… мёрзнут в хижинах–завалюшках, болеют и гибнут от холода!..

Где, кроме дома для сумасшедших, могут встретиться такие нелепости?!. Да и то лишь в том случае, если власть в этом доме была бы захвачена отделением буйно помешанных…

Трагедия колхозной обыдёнщины заключается прежде всего в нищете и голоде, в неизбывной нужде колхозника. В это непролазное болото нужды загнала колхозника большевистская бесчеловечная власть, ограбившая мужика до–гола и эксплуатирующая его неотступно и беспощадно.

После коллективизации нужда, как спрут, присосалась к ограбленному колхознику и жадно высасывает из него всю кровь, убивает все жизненные силы, физические и душевные.

Нищета–спрут терзает колхозника всю жизнь, повседневно и ежечасно, превращая его в вечного мученика.