Внимательно разглядываю отражение заполненного людьми зала в стекле, но не замечаю в броуновском движении посетителей ничего подозрительного. В стильных зауженных джинсах от Пуаре и черном худи с золотым двуглавым орлом на груди я и сам кажусь ее органичной частью.

Достаю из рюкзака пахнущие типографской краской документы и уже в который раз разглядываю паспорт. Теперь я Александр Игоревич Шувалов вполне официально. Еще не полноправный член Фиолетового Рода, но обладатель знаменитой на всю Россию фамилии. Цветная пластиковая голография подобна отражению в зеркальце, из которого я гляжу на себя с привычным ироничным прищуром.

Теперь я не призрак, временами появляющийся на просторах Империи, чтобы выполнить очередное задание Приюта, а вполне добропорядочный гражданин России. У меня даже смартфон есть с верифицированным телефонным номером, вот только справочник контактов пуст. Как, впрочем, и банковский счет.

Идти мне некуда: в Приют возвращаться нельзя, а к Шувалову — не хочется. Любой парень скажет мне, что я дурак, едва увидев Ольгу Трубецкую, а если узнает о ее наставнических обязанностях — упечет в психушку, чтобы я не позорил род мужской.

Усмехаюсь собственным мыслям и втягиваю ноздрями терпкий аромат крепкого кофе. Делаю маленький глоток, и густой маслянистый напиток обжигает губы, а мозг обжигает обостренное чувство опасности.

Откидываюсь на спинку стула и еще раз внимательно изучаю отражение ситуацию в зале. На первый взгляд, все осталось по-прежнему: очереди в кафе, хаотичные перемещения посетителей по фудкорту, низкие воркующие голоса парней и звонкий смех девушек.

Погружаюсь в состояние, похожее на транс, очищаю разум от лишних мыслей и сосредотачиваюсь на происходящем вокруг меня. Анализирую пространство, делая его мысленные снимки через равные промежутки времени. Через несколько минут хаос начинает обретать форму: поток стабильно огибает три локации, одна из которых расположена у входа на фудкорт, вторая — у коридора, ведущего в туалеты, а третья — справа от меня на границе периферийного зрения.

Выныриваю из нирваны и залпом допиваю кофе. Горло обжигает терпкая горечь, я кривлю губы, но не из-за эфирных масел арабики. Состав троицы мне известен, к гадалке не ходи. Неужели Приют нарушил собственное правило и послал на операцию троих, а не одиночку?

Мои друзья не рискнут схлестнуться со мной на близкой дистанции, я положу их всех. Они будут действовать на расстоянии. Пронести в Аурум металл невозможно: на входах и выходах проверяют так же тщательно, как в аэропорту. Значит, холодное оружие или бытовые предметы двойного назначения.

Мина наверняка расположилась у входа, среди нескольких подростков в дорогой мешковатой одежде и широкополых цветных шляпах. Под безразмерным балахоном спрятан пластиковый игломет, а в панаме — оперенные иглы.

Цаца прячется в тихой компании пожилых бабулек. Они собрались вокруг импровизированной тропической клумбы и самозабвенно вяжут на спицах, обсуждая последние светские новости.

Карась находится среди молодых аристо с выкрашенными во все цвета радуги волосами. В их кожаные куртки с множеством металлических заклепок и накладок вполне можно спрятать метательные ножи и диски.

Будь я на их месте, действовал бы совершенно иначе. Цацу и Мину отправил бы в магазины по обе стороны от единственного коридора, ведущего на фудкорт, а сам устроил бы засаду в туалете. Во-первых, это помешало бы жертве вычислить убийц, а во-вторых, позволило бы убить ее тихо, не создавая паники.

Быть может, очередное громкое убийство — и есть их цель, я же теперь аристо? Нет, вряд ли, это слишком надуманно. Бездари, пусть и с громкими фамилиями, Приюту не интересны. Их смерти не обеспечивают необходимый общественный резонанс. Тогда для чего подобные сложности? Можно было застрелить меня по пути в Торговый Центр или на выходе из него.

Убить в толпе непросто. И дело даже не в неизбежных сопутствующих жертвах. Люди вокруг — живой щит, которым можно прикрыться и избежать смерти. Нас этому учили, вот только мои друзья прекрасно знают, что я так не поступлю.

Неспешно встаю из-за стола и подхожу к панорамному окну. Залитое вечерними огнями и заполненное машинами Садовое Кольцо олицетворяет собой символ вечного движения — Москва никогда не спит.

Поднимаю руки на уровень груди и прикладываю ладони к стеклу. В трех выделенных мной локациях активности нет, никто на фудкорте не реагирует на мое движение. Неужели я ошибся? Или агентов здесь гораздо больше, и троица лишь отвлекает внимание?

Есть еще один вариант — мои убийцы не из Приюта, а из Рода Шуваловых, но он выглядит слишком эксцентрично. Проще было погрузить меня в стазис еще в высотке, а затем убить и тихо избавиться от тела.

Выстрелы раздаются неожиданно. Сначала я вижу вспышки на крыше дома напротив, а затем толстое стекло перед глазами вспухает белыми язвами. Понимаю, что пулям его не пробить, и разворачиваюсь к улице спиной.

На мгновение вокруг воцаряется тишина, а затем пространство взрывают истошные вопли посетителей. Люди несутся к выходу, бросая вещи и снося столы и стулья на своем пути. Пули с глухими ударами бомбардируют окно, а я вместо того, чтобы ускользнуть вместе с толпой, остаюсь на месте.