Впрочем, когда я приблизился к стенам города, передо мной встала ещё одни проблема. Ворота хоть и были гостеприимно распахнуты, но теперь там дежурил усиленный наряд стражи, внимательно досматривающий всех.

Моё кнезово разрешение, выданное Сидором, сгинуло где-то в недрах маяка. А без него огромный потрёпанный бросс с дубиной… это огромный потрёпанный бросс с дубиной. Бросских варваров в этих краях, наверное, раз-два и обчёлся.

Усевшись на землю в зарослях, я отправил Кутеня послушать, о чём говорят стражники, а сам уставился на далёкие ворота и задумался.

Думал я недолго… Конечно, броссу из-за размеров скрыться сложно, но хотя бы прикрыться я могу. И если использовать новую способность Кутеня ослепительно вспыхивать, то можно улучить подходящий момент.

В разгар утра по дороге уже сновали туда-сюда повозки, гружённые товарами — в основном, конечно же, солью. Обычная и магическая, соль составляла основной источник дохода в Солебреге.

Помимо повозок, скакали всадники, во множестве брели и пешие путники. Естественно, что вдоль дороги у самых ворот образовался небольшой стихийный рыночек. Продавали воду, еду, одежду, слабые магические побрякушки. Тут же несколько бедняков просили милостыни.

Бедняки меня не интересовали, а вот прикупиться кое-чем мне бы не помешало. Вот только с собой у меня не было вообще никаких денег — мешок с монетами я отдал барду перед тем, как меня повязала солебрежская стража.

— Кхм, — я поскрёб бороду, рассматривая своё топорище, — А почему я не оставил деньги в дубине?

Сокрушаться по этому поводу я не собирался. Мне пришлось вернуться назад, в небольшой лесок, и заставить Кутеня немного поработать воришкой. Причём цербер, поднявшийся в кроны деревьев, сразу приметил несколько людей вороватого вида, то и дело снующих по дороге.

Они предлагали путникам познакомиться с Солебрегом, рассказать о свойствах соли, поиграть в азартные игры… В общем, языком цеплялись к любому, кто казался им более-менее простоватым и безобидным, чтобы ловкими пальцами обчистить.

Местные давно уже их знали, поэтому прогоняли без раздумий. Но, видимо, некоторые продавцы были с хитрецами в доле, потому что спокойно смотрели, как те обчищали карманы у покупателей, рассматривающих товары.

Поэтому я, недолго думая, приказал Кутеню пошерудить в карманах именно у этих проходимцев. И ещё у одного бедняка, который изображал безногого, при этом прятал здоровые ноги под самодельной тележкой.

На рынке раздался истошный крик, а потом передо мной появился Кутень. Вывалившись из Тьмы, он ссыпал мне в ладонь несколько монеток… Тут же из его пасти вывалился окровавленный кусочек пальца, целая фаланга.

Увидев мой удивлённый взгляд, цербер виновато протявкал:

— Сам-сам-сам! — видимо, он имел в виду, что какой-то невезунчик сунул руки в карман именно в тот момент, когда там хозяйничала лапа цербера.

— Да наплевать на палец, — буркнул я, — Ты протащил через Тьму столько предметов?

Я восторженно глядел на два серебрянных и десять медяков на своей ладони. Цербер явно стал сильнее… Одно дело просто затянуть что-то во тьму, будь это монета или кусок чьей-то оторванной плоти. Другое дело — снова вытащить это из Тьмы.

Ведь здесь замешана не только магия, но и физика. Как бы не хотел маг повелевать мирами, как бы он не копил силы, законы природы всегда берут свою плату.

В реальности, если исключить нырок Кутеня во Тьму, то монетки и несчастный палец переместились почти мгновенно на десятки метров — я сидел в зарослях довольно далеко от дороги. Этот мир потребовал энергию за такое перемещение, и естественно, Кутень отдал свою.

Но цербер не выглядел утомлённым, а наоборот порывался притащить ещё чей-нибудь палец. Я усмехнулся, потрепав цербера за загривком — кожа сначала ощутила холод, а потом вспыхнула бросским огнём. Мягкий свет моих пальцев, утопающих в кромешной шерсти Кутеня, очень напомнил мне игру света в листьях…

— Смердящий ты свет, — я улыбнулся, — Да ты гений!

Мне нужно не прикрываться, а наоборот, открыться! И Вечное Древо точно должно было мне помочь в этой идее. Так мне удастся подойти к воротам вообще без проблем, ведь накрытый хламидой громила явно вызовет подозрение. А лиственник… это лиственник, пусть и громадный.

Кутень в этот момент снова подхватил откушенный палец, собираясь разжевать его, но я рявкнул, пригрозив питомцу дубиной:

— Не смей жрать человечину!

Цербер сразу же выплюнул несчастный кусок плоти, и та стукнула по топорищу. Я поморщился, глядя на каплю крови на дубине.

Да уж, тот жулик, которому принадлежала эта фаланга, заслуживал своей участи. Он не обладал явным умом, как и терпением. Ничтожный слизняк успел накуролесить почти на всех вратах Солебрега — на северных он пырнул ножом спалившего его торговца, на западных обчистил напившегося стражника, думая, что тот уснул.