Аннотация
"Всё так сложно. Люцифер, главный из всех демонов, первый Божий отступник, а какое прикупил имение!.. Какое? Белое, большое. Роскошь, похоть, всё грех. Но ведь почему сложно? А потому, что Люцифер, будучи даже демоном, является падшим ангелом. И пусть в аду, пусть в дорогих одеяниях, пусть преданный похоти, но он всё же остаётся ангелом. Господи, он ангел!.. Слышишь, ангел!.." (Из разговора священника с блаженным.)
Предисловие.
Ну какую роль играют лица? Ну были бы лица, что бы изменилось? Ну хоть крестьяне, хоть мещане, хоть дворяне, суть то для всех одна. И тут не важно, есть деньги или нет, красив или урод. Оставьте это на откуп читателям, и я уверяю вас, их фантазия только сильнее от этого заработает!
I.
“Не евши яблок с дерева в раю,
Слепой щенок забился в щель свою.”
II.
Реквием, Вольфганг Амадей Моцарт.
Письмо Михаила мне
Я унижаюсь перед вами,Тогда у церкви разозливИ Вас, и душу отца крайне,Я был и слеп, и говорлив.А что же я? Прошу прощенья,Вину загладить я могуВ баре окраенном “Новоселье”Я буду ждать в седьмом часу.Всего хочу я вас занятьНа несколько минут недолгихИ вам тем самым приподнятьИ настроение, и доходы.Ах, хочет! По его желаниюТащиться в сторону другую,Чем я живу? В ту глушь темную?Нет уж, избавьте, не хочуМарать свои сухие ноги,И для прощения с ним петьВ грязи под утро песни громко!Отец мой был чинов не видных,Военный, горд своим мундиром,Любил со мною в лес езжать,Все кабана хотел поймать.Бывало, где-то на природеСтоял туман, как в сне глубоком,И легкую своей рукоюМеня над полем поднимал.Где царство есть мое влечение,Где линий странствий я избрал,Законов дикий зверь не знал,Но падал пред моим стремленьем,Что я бы оные создал.Когда в руках сильнейшей мастиЛежит убогий человек,Он в продолженье хочет пасть ей,Таков пьянящий дар мощей.Но только опуститься б с неба,Почувствовать суровый грунт,Как пропадет и озаренье,И звери слабости найдут.И бывшие теперь рабыИм в господа легко идут,Теперь избрать закон – их дело,Уж Боже дай, коль не убьют!А не убить они не могут.Что звери? Люди любят кровь,Однажды пав пред их велениемВосстанешь ли когда-то вновь?. . .Отец восстал. Он ныне кроток,Пред господами он Иуда,И больше он не знает красок,Не живописны ныне утро…За темной ночью вышел свет,Хотя, на сколько он был светелЯ разглядеть теперь не смел,Хотя и краски в глаза били, мне друг ответил:“Тот силен, кто жертву в тайне не возносит,Чей дух крепчее многим стали,Кто страх не видит в самой коде,И пред глазами Бога просит,Лишь тот Всевышнего возносит.”А на веранде, за глаза, я все же думаю иначе,И, может, в этом я не прав и друг отца умнее многим,Но в глас кричать; о Боге паче!Я всяк старался – не мое.Мгновение, улица кишит безликими прохожими,А слякоть, снег, ветра и дождь – уж право надоели!И с ненавистью каждый шаг похож на прошлый,Мне осточертели великие права и светские утехи.Чем день от дня бы отличался?Совсем забыл, что значит “утро”,В постель после работы лягу,Проснусь я днем, забуду то, что помнилИ вновь по кругу. Было весело когда-то,Пока отец меня в руках держал,Когда-то дума мне была легка, приятна,Сейчас же стал беспочвенно нахал.И бьют меня великих потрясений море,Залило голову и в грязь втоптал мой мозг,И все, казалось бы, с причины всяк убогой:Уж кем бы был, уж без отца бы рос?Я думал, дал мне жизнь сей малый человек,И с этим аргументом смел ему хамить,А он мне жить позволил! Какой огромный век!Но знал ли он, что он в мученья жизнь грозил?В день похорон его дожди были огромны,И слезы, даже капая, скрывались ото всех,Уж сколько горя вызывалСей скромный малый век.Хотя, признаюсь, так да сяк,Мне эти слезы неприятны,В сердцах “друзей” сейчас тоска,А завтра пляшут они в зале.И обмануться может папа,Поверив их пустым слезам,Но я один тебе услада,Один приемник твой, папа!Я мысли нежные, забыв,Уже не думал их вернуть,Тона на темный сменивМонахам думал присягнуть,Но что-то торкнуло меня.Вдруг красноватая мысляМеня с собою утянула,Из мыслей мне пришлось вернуться.Вот образ некий предо мною,Лишь очертание фигуры.Какой-то свет с него исходит,О чем-то он со мной толкует.И голос нежный у него,Красивый. Платье до колен.Он все поет и все одно:Романс “Счастливейший люмпен”.Глаза ее теперь мне ясны,Те голубы, но светят краснымОт ярких солнечных лучей,Хотя нет Солнца какой день…А кожа бледна, но приятноЕе касания ощущать,Как девственные фибры спали,Так им пришла пора вставать.Когда б еще меня кто тронул,Отца уж нет и вот никто,Но как-то Бог желания понял,Навстречу вдруг ко мне пошел.Но все вот эти описанияИмели силы небольшие,Чем лишь единственное знаниеУлыбка чья теперь любима.Ну как мне описать те чувства,Когда особа улыбалась?То вихрь, буря всех эмоций,Мне с этим жить вдруг стало в радость.Лишь видя ее зубы, губы,Расплывчаты в привычной форме,Мне полезать обратно в думыТеперь же вовсе не пришлось:Мне ныне думать было глупо,Мое спасение нашлось!Я, только зная, что теперьПо мне возможно улыбаться,Красоты жизнь вновь воспелИ в мыслях больше не терялся.Перепитийные дорогиГлубоких мыслей полюбились,Но понимание любвиМне в большей мере покорилось.Мы время много проводили,О чем смеясь, о чем молча,Мы правду говорить учились,Без нас какую не чая.Ее улыбка мне есть ветер,Из-за которого дышу,Ее слова были опорой,Стоять без оной не могу.Сперва мы скромны были, ныне жМы говорим совсем открыто,Слова – ценность совсем не мнимаИ им готов я доверять.Я сразу, как ее узнал,Был одарен красивым словом,До селе слух мой и не знал,Насколько много их в природе.Но слышу их теперь всегда:О храбрости, уме и роде,И уж забыл те времена,Когда не видел я их в моде.Так повстречались родственные души,И в танце звонком поняли они,Что чтобы ближе быть могли их судьбыСоединиться оные должны…Прошло уж время; я изнежен,Такой прекрасною любовью.Рассвет – мы вместе, закат – тоже,Я дамой этой очарован.Уж открестившись от монаховЯ думал отпуск предпринятьИ всё смотрел: куда бы лучшеВелить мне экипаж собрать?Может, поехать на загорье?Совет мне дал друг там бывать,А может в Крым купаться в мореИ много-много загорать?Иль в заграницу мне поехать?Там быть ни разу не пришлось,Хотя… там непогода будет,От друга мне слушок дошел.А к черту эту заграницу,Не буду тратить нервы зря,Поеду друга навещуС любимой познакомить надо.Усадьба белая виднеласьГлавою грозною полей.В своих мощах она держалаРаздутый, пылкий лик Царей.Сошедши лишь с кареты, мыВ саде райском очутилисьИ яблоки зарей горели,Но их сорвать нам не случилось.Но вот слуга, за ним другой,И слышу уже голос дивный,Блестит туфля и светит локонИ вот он, вот – мой друг любимый!Он статен был. В среде рабочейНосил он чин весьма большой.Характер был приятен очень,Он ласков; а какой душой!О! Описать сея не просто:Она кротка, немногословна,Но если говорит, то полно.И задевает каждый нервЕго поэмы славных дней.И взгляды наши ныне вместе,Переведя дух от поездки,Ему я крикнул: “Друг любезный!”,А он мне: “Здравствуй, Михаил”.–С дороги дальней градов низкихКо мне явился на порогТы, Михаил. Да как ты могВлюбиться, забыв совет мой близкий:Уж чай судьба над подошлетРодного человека,Даже тогда в любви нет толку,Путь он роднее века.–Ну стало тебе, брат, серчать,В любви я вижу много толку,Мне удовольствие вменятьОна одна лишь может только.–Да, запустился, брат, смотрю,Года уж погодя,Без наших длительных бесед,Без дружбы очага.Ну вы же, мисс, меня поймете,Что я не больше, чем шучу,Я просто Мишу, равно вам,В такой же степени люблю.Так как же вас зовут,Философа властитель?–Мария Жануа.–Прошу ко мне в обитель.III.
Кориолан (дир. Фуртвенглер), Людвиг ван Бетховен.
Конец ознакомительного фрагмента.
в официальном магазине Литрес