Шрифт:
– Да и я.
Он не поверил.
– Я – серьезно.
– Я тоже, – повторил я и снова рассмеялся. Он присоединился ко мне.
Примерно за сотню метров до таможни сказал:
– Теперь можешь топать, они знают мою машину. Увидев тебя со мной в компании, решат, что ты – по особому заданию.
Может, он был и прав. Не хотел разделить со мной мою темную участь.
Едва сошли с машины, как грянул дождь. Благо, что до отъезда я смог получить служебный паспорт, и таким образом избавился от стояния под дождем в очереди за получением визы.
В этой толчее я смахивал на «белую ворону». У меня при себе не было ничего, кроме ноутбука и саквояжа.
Один из этой толпы, желавший «протолкнуть» груз через КПП, умасливший таможенников, обратился ко мне:
– Гардаш [3] , пронеси эту вещь по ту сторону, получи оплату.
Я отказался. «Только этого не хватало! Кто знает, что в этой упаковке?» А мой случайный попутчик не отставал. Потому пришлось сказать пожестче:
3
Гардаш брат; здесь – обращение.
– Нельзя любому человеку предлагать такое. Откуда тебе знать, кто я такой?
Похоже, мои слова возымели действие. Он, с тем же наглым выражением на лице, стал искать другого посредника.
Едва я прошел в иранскую Астару, как меня обступили таксисты. Вот так всегда: чужаку всегда называют цену потолочную, а уж после понемногу убавляют. Бородатый парень в темных очках, разгребая всех, приблизился ко мне, назвал сносную цену. Я дал согласие. Остальные шоферюги явно остались им недовольны. Потому что водитель «пежо» обставил их. Вероятно, ему повезло и на лирическом фронте, так как всю дорогу он напевал песни о любви. А когда уставал, включал магнитофон. Один бок у «пежо» претерпел «травму», вмятина была выровнена, но не закрашена. Это свидетельствовало либо о скудных финансах, либо о безалаберности автовладельца. Ну, бедность можно было простить, но его безалаберность в моем случае меня не устраивала. Как только машина тронулась с места, я попросил ехать помедленнее. И он, чтоб успокоить, заверил меня.
– Чего боишься, друг, иншаллах, довезу тебя в Ардебиль целым-невредимым.
На том наш первый диалог был исчерпан. Я долгое время хранил молчание, крепко держась за поручень, пока машина неслась по гладкому, как стекло, шоссе. Немного освоившись, я для знакомства задал ему несколько вопросов. Звали его Мохаммедом, он оказался азербайджанцем, но школу окончил на фарси. Я подумал, что он может стать моим не только водителем, но и переводчиком. Я не прогадал. Он охотно согласился на мое предложение и запросил цену пониже требуемой. Признаться, я чуть насторожился из-за этой его сговорчивости, даже заподозрил его в причастности к «Эттелат», вспомнил и рекомендации моего друга.
Но все эти соображения улетучились на бензозаправочном пункте. Оказалось, что причиной скромных требований таксиста был бензин: здесь он стоил в несколько раз дешевле, чем у нас. В общей сложности нам предстояло проехать около 3500 километров. А дождь все лил и лил, и здесь вполне уместно сказать, что меня с Ираном познакомил дождь.
Поодаль виделась гора Савалан с заснеженной вершиной. Автострада – блеск. В городе ветренно, улицы – как неряхи. У въезда в Ардебиль наш «пежо» чуть было не шарахнул в бок белый «пейкан», причем с моей стороны. Проворная реакция Мохаммеда спасла меня от этой угрозы.
Водитель «пейкана», разминувшись с нами, высунул руку через оконце и пальцами изобразил какой-то знак.
– Ваш знакомец? – спросил я.
– Не мой, а ваш. Он подавал знак вам.
– Мне?
Он кивнул.
– Можешь ли сказать номер той машины?
– Я запомнил только последние цифры… То ли 66, то ли 99.
Мы забыли об этом неприятном инциденте, как только завернули за угол.
Меня в Ардебиле интересовала усыпальница Шейха Сафи. Ибо там же должна была находиться могила принца Хамзы Мирзы. Орудж Баят служил под его началом.
Мы подъехали к мавзолею, а там – ремонт. Мавзолей пришел в неузнаваемое состояние. Напоминал средневекового рыцаря, потерпевшего поражение на поле брани. Он был весь ободран, расколот, со стен сочилась «кровь». Мне было горько видеть усыпальницу суфийских шейхов в таком состоянии! Гробницы с останками Шейха Сафи и его родственников находились под сводом купола с начертанием «Аллах». Здесь опочили, помимо Шейха Сафи и Шейх Джебраил, Шейх Ибрагим, Шейх Гейдар (отец Шаха Исмаила Первого). На меня наибольшее впечатление произвела худжра (склеп) Шаха Исмаила. На его гробнице было начертано: «Здесь почиет благословенный Шейх Исмаил, из рода суфиев, праведный посвященный муршид» [4] . Тот самый Шах Исмаил, который создал великий Азербайджан, государство Сефевидов и покинул мир в возрасте 31 года [5] от внезапной напасти, и Господь не предоставил ему времени для того, чтобы он установил полное главенство тюркского (азербайджанского) языка во дворце.
4
Муршид – вероучитель, подвижник веры.
5
В некоторых источниках указывается, что Шах Исмаил Хатаи скончался в возрасте 42 лет.
А в другой худжре вот уже почти 700 лет покоился прах жены, детей и близких Шейха Сафи. Благословенные лики, любящие сердца, обратившиеся душой своей к дому Танры.
А вот хранилище – Талари-Чинихана, где хранятся 1256 единиц фарфоровой посуды, подаренных китайским императором Минком Шаху Аббасу Хранилище построено отцом Шаха Исмаила – Шахом Тахмасибом Первым. Китайские дары хранились в стенных нишах, или прикреплены к потолку. Теперь их нет, остались только выемки. На оборотной стороне посуды, говорят, была печать китайского императора.