– Кровь была необходима ему для жизни, увы. Но он избавился от безумия. На моих глазах Андрей держал пост, пока не слёг. Это плохо, неправильно, и я поделился с ним, - монах приподнял рукав, показал заживающий след игл на предплечье.
– Я, потом ещё двое братьев.

Нав фыркнул:

– Андрэ избавился от безумия? Нет, похоже, вы спятили тут все, дружно. Буйный Малкавиан рехнулся до такой степени, что стал беречь жизни пище. Кому рассказать, не поверят!

– Но это истинная правда, - пожал плечами монах.
– И тебе самому сегодня явлено великое чудо. Ты видел то, чего никогда не бывает, но по Божьей милости случилось. Значит, Господь и тебя призывает, нав.

– Мне думается, я вполне хорошо живу без твоего бога и его странных чудес. Не нуждаюсь в спасении от смерти через смерть. Однако я готов послушать тебя ещё, Николай, если ты расскажешь мне об Андрэ.

Монах в который раз попытался что-то разглядеть в черноте навских глаз. Спросил:

– Он был сильно дорог тебе?

– Был.

– И ты, не веруя в спасение и вечную жизнь, так легко убил его?

– Он умер для меня, когда по глупости или от скуки ушёл к мятежникам Саббат. Потом ты, инквизитор, убил его на деревенской площади вместе со всеми сообщниками. В третий раз он умер на утро после той ночи. Четвёртый - когда морил себя жаждой. Пятый - шагнув на солнцепёк сегодня. Это лишь то, что я знаю. Но, по-моему, многовато для одного безумца. Знаю: кто ищет гибели, всегда её находит. У меня был приказ казнить его. Я, воин Нави, выполнил приказ. Рад, что в моей власти было подарить ему лёгкую кончину. Скажи, искать смерти - по-вашему, грех?

– Грех. Андрей не умел жить иначе и не успел научиться. Возможно, я ошибся, не отправив его из монастыря сразу после крещения. Но я не мог отпустить его, не наставив в вере...

За монастырской стеной ударили в колокол. Монах встрепенулся:

– Мне пора идти.

– Интересно было поговорить с тобой, игумен.

– Мы можем продолжить беседу после службы. А если захочешь увидеть нашу жизнь, идём со мной.

Нав всегда отличался неуёмным любопытством. Он провёл в монастыре остаток дня и часть ночи. Челы явно и откровенно пытались обратить его в свою веру. Не только игумен, все семеро монахов и юный послушник Антипка. Терять им было нечего, они это прекрасно знали. Реагировали по-разному, но в целом - удивительно спокойно для челов, которых вот-вот убьют.

Игумен Николай был из них самым умным и дальновидным, его сильнее прочих терзали сомнения. Пуще смерти, опасался не угодить своему богу. Всё ещё колебался между послушанием церковным авторитетам, которые заключали Договор, и тем, что вычитал в своей главной священной книге, принял умом и чувствами. Воину Тьмы трудно было понять эти метания. Выбрал цель, ощущаешь её верной - лети и не сворачивай.

Гарка много спрашивал, внимательно слушал, кое-что рассказывал сам о жизни нелюдей, но в итоге ушёл необращённым. Вернулся в Цитадель, отдал комиссару узелок с черепом Андрэ и подробный отчёт о казусе с масаном, пережившим удар инквизитора и не боявшимся солнца.

Через несколько лет нав ещё раз побывал там, где всё произошло. Монастырские стены не изменились, внутри теплилась такая же бедная, скудная и суровая жизнь, но был другой игумен и другие монахи. Память о прежних насельниках хранили лишь угли, заросшие иван-чаем, на месте старого братского корпуса.

В соседней деревне рассказывали страшные сказки про упырей и совсем не помнили фактов. Но тайком чтили то пепелище едва ли не больше монастырского храма. Поговаривали, покоятся под углями святые мученики, а ещё один лежит на кладбище под простым, наскоро сколоченным деревянным крестом. Приходили, кланялись, просили молитв, помощи и утешения. "Человская молва - как тот иван-чай. Растёт буйно, цветёт пышно, а плодов не приносит, только пылит", - размышлял нав, слушая у деревенского колодца дряхлую старуху, лет сорока от роду, которая всё это ему рассказывала.

– Ты, барин, поди, знал кого из них, раз спрашиваешь?
– крестьянка снизу вверх смотрела на высокого молодого господина.

– Кое-кого знал.

– Значит, есть у тебя, барин, крепкие заступники и молитвенники на небесах.

"Барин" усмехнулся, прищурил чёрно-агатовое око:

– Эти - намолят...