Шрифт:
– Спасибо, что рассказал мне правду, – после недолгой паузы говорю ему как можно спокойнее.
– И ты не… И всё?
Герман слегка ошарашен, по-моему.
– А ты хочешь, чтобы я устроила тебе скандал? Я могу! – заявляю я, пытаясь перевести этот тяжелый разговор в шутку.
Напряженный взгляд его постепенно смягчается. Наконец он улыбается тоже:
– Ну, если без мордобоя, то я потерплю…
53. Лена
До полудня мы бродим с Германом по берегу озера. Я слегка мерзну, потому что погода чуть подпортилась. Небо затянуло сизыми облаками, солнце скрылось. Но сидеть в доме не хочу. Когда еще я здесь побываю?
Байкал сегодня тоже неспокойный. Вода, вчера такая синяя, искрящаяся, сейчас кажется темно-свинцовой. То и дело на берег набегают с рокочущим шумом волны, оставляя на камнях белоснежные клочья пены. Но, боже, какой же тут воздух! Я им просто надышаться не могу.
Герман теперь, после утренних откровений, задумчив и молчалив. Он словно ушел в себя, глубоко погрузившись в свои мысли. Я не очень люблю, когда он такой. Потому что в эти моменты, хоть они и редки, возникает ощущение, что он отдалился, и мне невольно становится грустно. Правда сейчас такого чувства нет, может, потому что Герман держит меня за руку. Но все равно мне хочется поговорить.
– О чем ты сейчас думаешь? – нарушаю я в конце концов молчание.
– Что? – переспрашивает Герман, не сразу меня понимая.
Я повторяю вопрос.
– О тебе, конечно, – отвечает с усмешкой.
– Правда? И что же такого ты обо мне думал? Судя по выражению лица, что-то не особо хорошее.
– И какое же у меня было выражение? – улыбается он.
– Вот такое. – Я плотно сжимаю губы и сдвигаю брови к самой переносице. Себя я, конечно, не вижу, но, по моим внутренним ощущениям, мое лицо должно выглядеть сурово и грозно.
Но Германа это только веселит. Он коротко смеется, глядя на меня. Потом выпускает мою руку, но лишь затем, чтобы приобнять меня за плечи. Так мы и идем в обнимку дальше. В городе я бы так не решилась, а здесь – запросто.
– А можно вопрос? Не очень скромный…
– Тебе все можно, – благодушно разрешает он.
– А когда я тебе стала нравиться? Ты ведь меня раньше в упор не замечал… даже не здоровался. Потом… мы ругались только, ну, когда вся та история с Дэном случилась… Я думала, ты, как и все, плохо ко мне относишься, а тут вдруг выясняется, что ты ревновал…
– Ну, допустим, я с тобой никогда не ругался. Это ты у нас грозно махала шашкой, – говорит он, смеясь. – И плохо к тебе уж точно я никогда не относился. Но ты права, я как-то раньше не особо обращал на тебя внимание. Ну есть такая Лена Третьякова и есть. Да я не только тебя не замечал, а вообще… Я просто изнывал здесь от скуки, ну после того, как приехал из Калгари. Постоянно хотел назад вернуться. Школу нашу вообще всерьез не воспринимал. Учителей – тоже. Про класс – вообще молчу. И тут вдруг ты, борец за справедливость, выступила в одиночку против всех… Не побоялась. Это вышло круто. То есть я предполагал, что ты захочешь рассказать правду, но почему-то думал, что просто пойдешь и нажалуешься по-тихому. А ты вот так, при всех, в открытую… Я, может, тогда и не сразу понял, что к чему, но изначально ты меня именно этим зацепила… Ну и к тому же ты очень красивая и очень хорошая, – добавил он с обезоруживающей улыбкой.
– А я тогда на тебя очень злилась. И за Жуковского, и за англичанку, и за Петьку. Прямо врагом номер один своим считала…
– Понимаю, – кивнув, невесело усмехается Герман. – Есть за что. Хорошо, что ты не злопамятная и умеешь прощать. А то бы мне несладко пришлось.
– А ты? Ты умеешь прощать?
– Нет, – коротко отрезал Герман.
– Вот как? – у меня вырывается смешок. – То есть, если я тебя вдруг обижу, ты меня не простишь?
Герман прижимает меня к себе крепче.
– Прощу-прощу, хотя не могу себе даже представить, чтобы ты меня чем-то обидела. А вообще, я – да, злопамятный и ужасно мстительный.
Я не могу понять, шутит он или нет. Говорит он, конечно, веселым тоном, но ведь в каждой шутке…
– А что, по-твоему, нельзя простить? Ну, то есть, чего бы ты сам не смог никогда простить?
– Другим – ничего бы прощать не стал. А тебе… ну, разве только предательство, и то – смотря какое. Попытался бы, наверное, понять. Измену бы не простил! Однозначно. – Герман разворачивается ко мне и делает страшное лицо. – Явился бы к тебе в ночи, как мавр…
– Ой, да, ты же у нас, оказывается, тот еще Отелло, – смеюсь я.
– А то!
– А там, в Канаде, у тебя была девушка? – осмелев, спрашиваю я.
– В смысле, подруга? Была, – запросто отвечает Герман.
А мне становится так неприятно. Глупо, конечно. Это же когда себе было! Меня он тогда и знать не знал. А с другой стороны – скоро он туда вернется, встретит ее и… Настроение моментально портится.
– А кто она?
Герман пожимает плечами.
– Просто девушка. Лора. Мы вместе учились и жили в одном кампусе.
– Она тебе очень нравилась? – зачем-то дальше травлю себе душу.