В том бою разведбат потерял последние свои броневички и танкетки, выведенные из строя вражеским огнем. В донесении штадива сообщалось также, что тяжело ранен командир батальона старший лейтенант М. Г. Долгий.

Эта фамилия не раз появлялась в боевых донесениях и оперсводках начиная с 18 августа, когда разведбат отличился при ликвидации попытки противника прорвать фронт у станции Карпово. Я никогда не встречался со старшим лейтенантом Долгим, но успел составить представление о нем как о смелом и решительном командире, чей батальон успешно действовал на самых трудных участках. В 95-й дивизии, как и в Чапаевской, разведбат постоянно посылался в качестве ударного подкрепления туда, где произошел или наметился прорыв.

— Долгий производил обманчивое первое впечатление, — рассказывал впоследствии Василий Фролович Воробьев. — Какой-то неуклюжий, неповоротливый, просто увалень… А по натуре — герой. Какие только дыры мы не затыкали его батальоном, и всегда он в гуще боя! И вечно у него что-нибудь забинтовано — то рука, то голова. Без повязок, кажется, его и не видели.

Последнее ранение старшего лейтенанта оказалось смертельным, и несколько дней спустя Михаил Григорьевич Долгий умер в госпитале. Узнав об этом, генерал Воробьев приказал снять ночью с передовой весь разведбат и доставить на машинах в город — отдать последний долг командиру. В одесских условиях такая почесть была редкой и говорила о многом.

А перед этим разведбат потребовалось ввести в бой в районе командного пункта 161-го полка.

Вместо снятого командира в полк послали майора Н. М. Толстикова работника оперативного отдела штарма. Не помню сейчас, чем приходилось ему командовать до перехода на штабную службу, но, конечно, не полком. Однако сейчас это был наиболее подходящий кандидат. Так считал и Воробьев, успевший познакомиться с Толстиковым еще в оперативном отделе.

Майор прибыл в полк вечером и провел всю ночь в подразделениях. Утром на участке полка возобновились атаки пехоты и танков противника. На этот участок переключили вою дивизионную артиллерию. Полковник Рыжи направил туда же огонь береговых батарей и кораблей. Было сделано все возможное, чтобы враг здесь не прорвался. Однако полковой КИ оказался окруженным. Пришлось вновь посылать на выручку разведбат. Вместо раненого комбата его повел в бой капитан В. П. Сахаров — начальник оперативного отделения, временно возглавлявший штадив.

В те же часы был атакован правый фланг дивизии — полк Новикова. Воробьев знал, что там почти все батальоны по числу бойцов не больше нормальных рот. Но усилить правый фланг он мог лишь двумя машинами с зенитными пулеметами под командой штабного оператора старшего лейтенанта Дацко.

Счетверенные зенитные пулеметы предназначались для противовоздушой обороны командного пункта дивизии, но давно вели огонь главным образом по пехоте и сделались своего рода летучим резервом, быстро выдвигавшимся на участки сильных атак. Вовремя подоспели они и в тот раз. Как доносил Новиков командиру дивизии, огонь "счетверенок" прижал к земле целый вражеский батальон и не давал ему подняться.

Трудный для 95-й дивизии боевой день, о котором я сейчас рассказываю, закончился тем, что и на правом фланге, и в центре атаки противника были отбиты. Генерал Воробьев остался доволен новым командиром полка: в сложнейшей обстановке Толстиков не растерялся.

В этот самый день с Большой земли прибывало первое маршевое пополнение. Наши поредевшие части так нуждались в нем, что даже самые выдержанные командиры проявляли нетерпение, поджидая уже подходившие к фронту резервы.

Конечно, одной тысячи бойцов, которых мы смогли выделить 95-й дивизии, было недостаточно, чтобы существенно уплотнить ее боевые порядки. Сутки спустя Воробьев уже спрашивал меня по телефону:

— Николай Иванович, нельзя ли подбросить нам еще человек пятьсот? Можно невооруженных — винтовки найдутся…

Я ответил, что направляем вдвое больше, и притом с оружием — маршевые батальоны с Большой земли продолжали прибывать. За два дня в 95-ю дивизию влилось свыше двух тысяч бойцов. Одновременно Воробьеву было послано несколько одесских танков, первые образцы которых прошли боевое испытание у чапаевцев.

В результате четырехдневных атак противника в последних числах августа (напомню, что в это время враг наступал и в Южном секторе, а в Восточном яростно штурмовал подступы к Пересыпи) на отдельных участках Западного сектора наши войска были оттеснены на полтора-два километра.

Затем здесь опять наступило короткое затишье, означавшее, по-видимому, очередную перегруппировку неприятельских сил. 2 сентября оно разрядилось ожесточенными атаками. Но новый натиск не застал 95-ю дивизию врасплох.

3 сентября — в день, на который Антонеску назначил (в пятый или шестой раз!) взятие Одессы, не произошло ничего из ряда вон выходящего. Трудное положение возникало то на одном, то на другом участке, но на помощь пехоте приходили где артиллеристы, где летчики. С моря вели огонь корабли. И все вражеские атаки были отбиты.

Словом, день был как день. И быть может, тогда мне не показалась бы столь красноречивой запись, сделанная в тот день Василием Фроловичем Воробьевым, которую сейчас хочется привести:

"…Растянутые в жиденькую цепочку полки оказывали наступающему противнику упорное сопротивление. На отдельных участках бой шел в окопах. Командиры 161 и 90 сп просили помощи, но резервов опять нет. Выручали артиллерия и авиация. Три дивизиона береговой артиллерии и два дивизиона нашего 57-го артполка вели огонь по району южнее хутора Важный. Наблюдатели доносили, что ничего не видят из-за дыма — таков был огонь.