Комсомольцы, рабочие, служащие тут же послушались и принялись расходиться, возбужденно при этом переговариваясь. А я неожиданно осознал, что все это время люди на первом ряду сидели не шелохнувшись. Те самые первые лица города вроде главврачей и руководителей экстренных служб. И это, на мой взгляд, внушало уважение – никто не ушел, воспользовавшись шумихой, хотя дело действительно в определенный момент запахло жареным. А тут они вдруг принялись степенно вставать, но к выходу не пошли.

Мои журналисты, подошедшая Громыхина, Вася Котиков, директор ДК, режиссер Владимирский и, конечно же, Аглая Тарасовна стояли рядом и внимательно наблюдали за происходящим. А я невозмутимо повернулся к Мирбах и показал ей на руководителя театральной студии.

– Марта Рудольфовна, вы же знакомы с Филиппом Артемовичем? Я думаю, с ним может получиться отличное интервью.

Я едва сдержал смешок – совсем забыл, что меня сняли с должности, и привычно распоряжаюсь как редактор. Видимо, об этом же подумал и Краюхин, который жестом предложил мне отойти в сторону.

– Что скажете, Анатолий Петрович? – спросил я, когда мы расположились у одной из толстых стен. Первые лица стояли в сторонке и о чем-то беседовали, время от времени бросая на нас короткие взгляды, а на сцене уже образовалась какая-то своя тусовка из журналистов и богемы. Ямпольская, к слову, оживленно о чем-то беседовала с Зоей и Котиковым.

– Скажу, что наделал ты шуму, Кашеваров, – покачал головой Краюхин, вполголоса отвечая на мой вопрос. – Мало того, что в газете у тебя вольница, распустил народ, так еще на Дне комсомола чуть бунт не устроил. Будь иначе, я бы отправил Хватова назад уже через пару дней, а потом и тебя бы восстановил. А теперь…

Он махнул рукой, задумавшись о чем-то своем. Я же размышлял о Краюхине. Вот раньше было непонятно, на моей он стороне или нет, сама меня прикрыла Громыхина или он дал добро, а вот теперь все встало на свои места. Не просто так он отходил в сторону, а чтобы остаться в силе и поддержать нас. Настоящий политик.

– Вы бы лучше со мной прямо поговорили, – так же тихо ответил я. – Номер про чернобыльцев или концерт – это не единственное, что я хочу сделать. Меня если и прикрывать, то не раз и не два… А лучше попробовать убедить всех там, наверху, что от меня есть польза. Как минимум, потому что газету теперь не просто выписывают, но и читают. И обсуждают на все голоса. А всего-то лишь второй номер вышел.

– Ты чего, Евгений Семеныч? – подозрительно уставился на меня Краюхин. – Может, ты все-таки от того удара еще не отошел? Хочешь, мы тебя в Карачарово отправим на лечение? Или в Кашин на воды?

– Успеется, – я покачал головой, понимая, что именно смутило в моей тираде первого секретаря. – Второй номер – это я имел в виду с изменением концепции.

– Ты вот что, концептуалист, – тяжело вздохнул Краюхин, – выходи завтра на работу, статьи пиши, в споры не вступай… А мы на уровне партии порешаем, что можно сделать.

Он снова о чем-то задумался, и я пытался понять: услышал ли меня первый секретарь, можно ли будет на него положиться? Впрочем, можно проверить, а заодно и доброе дело сделать – рокеров освободить. Леутин, конечно, был готов на жертвы ради славы, но лучше без фанатизма.

– Анатолий Петрович, а музыкантов моих можно отпустить? – я кивнул в сторону начальника милиции.

– Хватов – мужик мстительный, если узнает, что я за твоих музыкантов заступился, как бы войну не объявил, – буркнул Краюхин. – Я прослежу, чтобы ничего лишнего им не повесили, так что подержат до утра и выпустят. Ох и крови ты из меня пьешь, Кашеваров! Одни проблемы с тобой, а будет ли польза?.. Ладно, иди давай, тебя женщина ждет. А такие, как эта, вечно стоять не будут. Уведут, если внимание не будешь оказывать.

Я усмехнулся, отметив, что за музыкантами все-таки присмотрят, пожал главному районному коммунисту руку и быстрым шагом вернулся на сцену. Краюхин же направился к первым лицам города. Что-то им сказал, указал рукой на один из выходов, и все дружно направились по ковровой дорожке. А когда они проходили мимо меня, оказалось, что Кашеваров все-таки знаком если не со всеми, то с большинством «отцов Андроповска».

– Всего доброго, Евгений Семенович, – сказал легендарный полковник Смолин, начальник милиции, и все остальные тоже вежливо закивали, прощаясь.

Последним шел Краюхин. Он позвал меня, я наклонился со сцены и услышал его негромкий голос:

– Если наверху все нормально пройдет, в субботу приглашаю тебя поохотиться и рыбу половить. Они, – Краюхин кивнул на первых лиц, – тоже там будут. Тебе позвонят.

– Принято, Анатолий Петрович, – ответил я и наконец-то вернулся к Ямпольской. – Аглая Тарасовна, прошу меня простить за длительное отсутствие. Весь ваш.

– Спасибо вам, Глашенька, – Марта Мирбах тем временем завершила какой-то наверняка очень важный разговор с докторшей. – Я запишусь, спасибо.